Принц Крови,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Что ж, в таком случае, вы свободны. Полагаю, шевалье де Лоррен захочет вас проводить… И знаете что: не покидайте пока Париж. У меня могут возникнуть вопросы. Пока я не знаю, какие. Но мне не хотелось бы пытаться общаться с вами по телефону. Я знаю, какие проблемы у полукровок с современной техникой. Вернее, у техники с полукровками. Она выходит из строя, причем в самый неподходящий момент. Останьтесь в Париже.

— Как будет угодно вашему величеству! — Ортанс присела в глубоком реверансе, которому ее обучили еще в детстве.

Стоило им с Лорреном выйти за дверь — и словно какая-то сила швырнула их друг другу в объятия. Ортанс прижалась губами к его губам, как к животворному источнику, и все ее существо наполнила радость: она почувствовала, как пробуждается в глубинах ее тела то могучее желание, которое она познала лишь раз, лишь с Лорреном, — и она знала, что он сможет подарить ей наслаждение, которого она жаждет. Лоррен втолкнул ее в какую-то комнату, повалил на пол… Одна рука его шарила у нее под юбкой, другой он растрепал ее волосы…

— Укуси меня! Скорее, укуси меня! — простонала Ортанс.

Лоррен впился в ее шею. Боль, наслаждение, жажда еще большего наслаждения захлестнули ее, она обняла Лоррена, прижалась к нему всем телом, и ждала, пока он пил, содрогаясь от удовольствия при каждом движении его губ. У нее кружилась голова, и она пропустила то мгновение, когда Лоррен оторвался от раны на ее шее и принялся сражаться с ее платьем.

— Я не хочу его порвать. Ты в нем такая хорошенькая, — прошептал он.

Ортанс сейчас было все равно, порвет ли Лоррен платье, но он все-таки сумел стянуть его через голову и отбросить в сторону, а вот белье рванул, и навалился на нее, и они соединились — как кинжал и созданные для него ножны, плотно, идеально. И все было еще лучше, чем тогда, в юности, в Яблоневом Приюте. А может, все было так же, просто она забыла, насколько это может быть хорошо.

Они с трудом оторвались друг от друга — как и тогда. Хотелось продолжать до бесконечности, ведь стоило Лоррену присосаться к шее Ортанс — и в ней заново пробуждалось желание, а в нем заново пробуждались силы. Но эту ночь они не могли провести вместе до самого конца. Лоррен должен был уйти.

Одевалась Ортанс сама. Платье измялось. Шпильки она даже не стала искать. С распущенными волосами, с бледным лицом, с горящими глазами спустилась она к Мишелю — и споткнулась на последней ступеньке, так что ему пришлось ее подхватить.

— От тебя пахнет кровью, — прорычал Мишель. — Они на тебя напали?

— Нет. Я дала кровь добровольно. А теперь я хочу спать. Пожалуйста, поедем в «Дубовый листок».

В лимузине Ортанс дремала. И в гостинице рухнула на постель, даже не раздевшись. Давно не спала она так сладко и крепко. И даже кошмаров не видела.

Но после пробуждения ей пришлось объясниться с Мишелем.

— Я понял, что вчера случилось. Я же не совсем глуп.

— Ты совсем не глуп.

— Когда я полюбил тебя и рассказал об этом падре Лазару, он предупредил меня, что ты уже любишь другого… вампира. Что ты никогда не сможешь быть полностью моей.

— Значит, ты все понимаешь и не сердишься?

— Не сержусь? Я бы хотел убить его, Ортанс. Ты не должна быть с ним. Ты не должна принадлежать мертвой твари… Ему от тебя нужна только кровь. И он приворожил тебя похотью. Не понимаю, почему ты считаешь, что любишь его. Не понимаю, почему падре Лазар считал, что ты его любишь! Это просто вожделение… У нас, как у фэйри, оно сильнее всего проявляется к тому, кто первым подарит нам истинное наслаждение. Происходит запечатление. Это — азбучные истины. Я знаю, тогда шел бой, вы сражались с Красными Колпаками… За меня. Из-за меня. И ты дала ему кровь, чтобы он выжил и продолжал биться. И благодаря твоей крови и его умению сражаться Красные Колпаки отступили. А уж то, что случилось между вами… Это было неизбежно. Тогда. Но не сейчас!

— Сейчас — тоже неизбежно. Мишель, мы любим один раз. Такова наша природа. Он — мой единственный.

— А ты — моя единственная. Это неправильно. Мы с тобой должны любить друг друга!