Миссия Девы

То, что казнь откладывается до следующего дня, немного успокоило Владлена, рассчитывающего, что за это время может что-нибудь измениться.

Затем возникли бубнящий и ему эхом вторящий голоса — делали опись одежды и содержимого карманов. Затем все стихло, наступила полная тишина.

«Тихо, как в морге», — подумал Владлен и попытался представить помещение, в котором сейчас находится: кафель на полу и стенах, холодильники, каталки с обнаженными телами, в прозрачных банках с формалином плавают внутренности выпотрошенных тел. Все это не внушило оптимизма, особенно его мучила мысль: «А если я до завтра не выйду из этого состояния?» И воображение уже рисовало картину: злобный патологоанатом кромсает тело и, добравшись до печени, торжествующе кричит: «А что я вам говорил?» и, играючи, подбрасывает ее вверх.

«Почувствую я боль от скальпеля или нет? И как долго будут продолжаться эти мучения?» — возникли вопросы, и Владлен почувствовал себя приговоренным к смерти, а также понял, почему смертники при возможности предпочитают сделать это своими руками, не ожидая помощи от палача. А здесь ему предстоят длительные мучения, хотя, возможно, все будет происходить, как под наркозом. Вспомнились предположения о том, что Гоголь, впав в летаргический сон, пришел в себя в гробу под двухметровым слоем земли и умер от удушья. Пришел к выводу, что смерть от скальпеля, когда не ощущаешь тела, все же предпочтительнее.

А затем он переключился на воспоминания о прошлом: детство, юность, первая любовь. «Оказывается, я все-таки любил, познал это чувство?» Внутреннее волнение при первых свиданиях, первый сексуальный опыт и первая ревность, когда «сносит башку». Дальнейшие его воспоминания были прерваны разговором двух мужчин, и он понял, что его тело выкрали и везут к Маре.

Но вот затем у него в воспоминаниях образовался провал — последнее, что помнил, — это как Мара читала какое-то заклинание на незнакомом гортанном языке, и вдруг ощутил запах плавленого воска, и это было так неожиданно для него, потерявшего всякую связь с телом, за исключением слуха. И тут это чудо! Но уже с этого момента он словно закружился в фантасмагорическом калейдоскопе, где действительность тесно сплелась с иллюзиями, оставшись в памяти отдельными, не связанными друг с другом картинками.

В следующий раз возвращение сознания произошло уже здесь, в больнице. Он в первые мгновения никак не мог насладиться возможностью чувствовать тело, управлять своими конечностями, ощущать, пусть затхлый, запах переполненной палаты, но это было — счастье! Его «я» и тело вновь воссоединились.

Ему рассказали, что его обнаружили на кладбище в невменяемом состоянии, с закатившимися под лоб глазами, бродившим между могил. Сделали биохимический анализ крови и обнаружили в ней остатки тетродотоксина и какого-то яда явно растительного происхождения.

Проснувшись ночью, он внезапно вспомнил о золотой маске, оставленной в квартире у Маши. Воспоминание подняло его с кровати и отправило в коридор к дежурной медсестре, которая не спала, а читала толстую книгу. После долгих уговоров, замечая при этом, как рука девушки то и дело тянется к звонку, вызывающему дежурного санитара, останавливаясь лишь в последний момент, он получил возможность позвонить. Набрав раз-другой номер домашнего телефона Маши, он так и не дождался ответа. Плохие предчувствия охватили его.

— Может, они отключили телефон? — предположила полненькая медсестричка. — Многие так делают, чтобы ночью не потревожили сон.

— Потревожили… — повторил он, и его взгляд скользнул по руке со сбитыми костяшками.

И тут на него нахлынули воспоминания: он стоит перед дверью Машиной квартиры и бездумно бьет по ней кулаком, разбивая руку до крови. В сторонке стоит Мара, ожидая, когда дверь откроется.

«Золотая маска у нее!» У него закружилась голова, и он прислонился к двери. Его изможденное лицо, заросшее щетиной, всклокоченные волосы и лихорадочный блеск в глазах, его силуэт в пижаме отразились в стекле в отблесках настольной лампы.

«Настоящий сумасшедший! Диагноз на лице», — пронеслось в голове, вытеснив сожаление о пропавшей маске.

— Вам плохо? Давайте я вам сделаю укол успокоительного, и ляжете спать.

— Нет, спасибо. Я хочу привести себя в порядок — к сожалению, нечем побриться.

— У нас больным запрещено держать у себя острые, режущие предметы.

— Да, да — понятно. Психи. Жаль — а так хочется побриться, почувствовать себя человеком.

— Лучше ложитесь спать.

— Придется.