Призрак

– Что ты видишь?

– Это настоящая кожа, на которой в виде татуировки нарисованы знаки. Если смотреть целиком, то это картина. Но если рассматривать частями, то вашему взору предстанут фрагменты с отдельными изображениями. По сути, это либо послание, либо карта, точного определения я не знаю.

По мере того, как он говорил, ошарашенная Анна, с ресниц которой капали слезы, медленно отступала к стене.

Прикрывая рот руками, она подавляла внутренний крик от ужаса, что нарастал с каждой секундой в ее сердце.

На свитке были изображены три ели. Одна высокая и две по бокам, поменьше. Внизу у корней, на пригорке, стоял белый волк, вожак стаи. Черные глаза зверя смотрели вперед. У широких лап, среди травы и цветов, лежал крупный алмаз. Белый волк был спокоен, хотя и опасен.

– Не понимаю, с чего ты решил, что это карта? По мне так простой рисунок, искусная «татушка», ничего особенного, – усмехнулся Дмитрий, потирая подбородок.

– У меня другой вопрос, – перебил его Петр, – зачем делать татуировку на коже молочного поросенка? В том, что это кожа именно поросенка, а, скажем, не теленка, видно невооруженным глазом. И потом, как ее делали на живом животном? Это теоретически невозможно. Ужасно больно, да не каждая свинья будет стоять смирно.

В этот момент Марк медленно снял с правой руки перчатку. Незаметно от остальных коснулся свитка и закрыл глаза. Его ударило словно током. Яркий фрагмент врезался в мозг, оседая в сознании. В следующую секунду Марк отпрянул от стола как от ядовитой змеи.

Его взгляд встретился со взглядом Анны. В этот момент она буквально физически почувствовала его ужас. Холодный и пронизывающий до самых костей.

– Это не кожа поросенка, – прошептал он, не отрывая напряженного взгляда от ее лица.

– Не поросенка? А чья же тогда?

Петру стало интересно. Размахивая руками, он едва не разбил лупу о край стола. Ситуация его будоражила, и он хотел знать ответы на все вопросы.

– Эта кожа со спины семерых человек, – голос Анны звучал как приговор, – семерых взрослых мужчин, которые были еще живы, когда мастер выводил на их спинах татуаж.

Она смотрела вперед, на Петра. Ее огромные распахнутые глаза и распущенные волосы теперь смотрелись несколько зловеще. Каждое слово, которое она произносила, резало слух словно острым ножом.

– Это были заключенные, рабы по сути. Их держали под землей в кандалах. Ни лучика света, ни капли надежды.

Они были обречены. Их выводили по одному, затем вливали в горло спиртное, чтобы отключить и без того мутное сознание. Потом бросали на скамью и выбирали участок кожи, который был более пригоден. Затем следовали многочасовые старания татуировщика.

– Но откуда тебе это известно? Что за черт?!

Изумлению Петра не было предела. В растерянности он переводил свой затравленный взгляд то с бледного лица девчонки, то на застывшее лицо Марка. На помощь другу пришел Дмитрий. Широкая ладонь легла ему на плечо, а вместе с тем и еле слышная фраза:

– Не мешай ей, пусть говорит. Все вопросы после.

В этот момент хозяин дома чувствовал себя участником какого-то бредового театра. Все актеры играли свои роли, но в полном тумане и по сценарию, который не был прописан в сюжете.