Девятый

22
18
20
22
24
26
28
30

— Кто вы? Откуда приходите?! Почему возле вас мы теряем силу?! Как вы это делаете?! Отвечай! Ты умираешь! Отвечай или умрешь очень болезненно! Я еще могу спасти твою жизнь, но мне нужны ответы! Отвечай!

Острие меча вдавливает стальную ткань кольчуги в мясо, заставляет проволочные кольца раскрываться.

Боль такая, что не сдерживаю стона, кашляю кровью. Сейчас, эсэсовец… я тебе отвечу… Так отвечу, что тебе в любой опере рады будут — ведь голос у кастратов будто сахарный…

Подаюсь к врагу, сам насаживая себя на меч. Ерунда — хуже уже не будет. Пах не защищен — всаднику его беречь вообще ни к чему. А нож хороший, и ударил я на совесть — по рукоять вошел.

Теперь кричит тварь, отшатывается, с воем сгибается, падает на колени, прижимая руки к ране. Пытается латными перчатками приласкать свои пострадавшие висюльки.

Поднимаю свой меч, вскакиваю почти резво — будто не изранен со всех сторон. Перерожденный внезапно умолкает, поднимает левую руку, расстегивает завязку шлема. Правая, поломанная, дергается, пытается помешать своей напарнице. Крепко гадине досталось — сама с собой уже дерется…

Левая побеждает — шлем отлетает в сторону. Мертвенно-бледное лицо мальчишки: одна половина лица застыла безжизненной маской, вторая гримасничает, скалится, щурится от ненавистного солнца. И голос: невнятный, отрывистый, непохож на прежний. Не спокойный и не требовательно-равнодушный — умоляющий, срывающийся:

— Убей! Убей! Убей! Давай же! Быстрее!!! Я не могу!..

У меня получилось… у меня сегодня вообще все получается. Почти все…

С одного удара.

Обезглавленное тело завалилось набок. Я, попытавшись развернуться, упал рядом — земля внезапно коварно вывернулась из-под ног, ударив в спину. Похоже, на палаческую работу последние силы ушли: остатка с трудом хватило перевернуться на живот, а потом — все, конечная остановка. Попытка ползти не привела ни к чему — лишь ногти ломаю о землю.

Да и зачем ползти — я ведь не представляю уже, в какой стороне остался подбитый Зеленый. Лучше полежу… отдохну… Кровь уходит, но это не повод к суете — все равно остановить не смогу…

Убаюканный, почти полностью отключился — грубое вмешательство помешало. Сильные руки легко переворачивают назад на спину. Сволочи, я же теперь вообще ползти не смогу в таком положении! Даже теоретически!

Издали доносятся голоса. Арисат и епископ. Голоса путаются, сливаются, уже не понимаю, кто из них и когда говорит.

— Дан! Сэр страж! Вы слышите?! Лежите спокойно, не шевелитесь! Вы сильно ранены, все вокруг в крови! Сейчас лекарка будет — потерпите!

Я же вроде и так бревно бревном — далось им мое шевеление… Или все же ухитряюсь дергаться? А я-то думал, что лишь в мечтах ползу…

— Дан, все уже! Мы победили! Солдаты вышли из крепости, помогли! Увидели тварей из Мальрока, увидели, как мы на переправе мелких рубили! Поняли, что мы свои! Вы же убили наследника! Того самого — с которого все началось! Наследника Мальрока! Как голову ему снесли, так твари и сникли сразу! Очень их это огорчило! А солдаты, наоборот, осмелели — ворота открыли! Сэр Дан, вы — лучший страж! Самого главного! Сразу! Как же ловко! Вон! Смотрите! В овраге добивают черных! Мы бы и сами, да только коня подо мной убили… Наших всего ничего осталось — всех посшибали… Твари!.. Я о мальрокцах, а не о солдатах!

Не вижу — и не хочу видеть. Мне уже все равно… Ну да ладно: значит, прощу этих гадов — пусть выходят из-за своих стен без опаски. Не трону…

— Арисат, тут не поможет лекарка. В нем крови почти не осталось, и легкое пробито. И спина плохая очень. Какие удары… кольчугу будто тряпку порвало…

— И что?! Что делать?!