– Да, в халатах, – подтвердила старшая воспитательница. – Так и идите, ничего страшного в этом не вижу. Халат, между прочим, – весьма эротичное одеяние и к тому же немаловажный элемент атмосферы домашнего уюта. Так что будем считать это маленькой практикой, вы должны уметь правильно использовать любые наряды в любых ситуациях.
У нас одно время работала воспитательница Стелла. Очень красивая и умная женщина, но вот с языком у нее случались проблемы. Хотя выгнали из Цветника не за это, а за то, что попалась на курении в раздевалке возле уличного бассейна. Так вот, она, когда указывала на вульгарность все равно в чем, изредка использовала неприемлемое для истинной леди слово, связанное с крайне пошлой формой визуализации самых интимных подробностей отношений между мужчиной и женщиной. Так вот, я уверена, что мой халатик она бы обозвала в своей манере.
Слово, без сомнения, жутко некрасивое, но в моем случае вынуждена согласиться со Стеллой, а не с Вороной – он вовсе не эротичный, он откровенно порнографический. У других халаты тоже интересные, но доставшийся мне – просто нечто. Я в нем чувствую себя куда больше раздетой, чем когда совершенно голой стою по душем и под наблюдением преподавательницы, специализирующейся на интенсивных методах обольщения, делаю вид, что всего лишь моюсь, а не пытаюсь свести с ума якобы наблюдающего за мной избранника.
Я свой халат недолюбливаю, но не могу не признать, что он мне очень идет, и потому обречена его носить до тех пор, пока не подберут что-нибудь другое. Наверняка – такое же неприличное. Подозреваю, воспитательницы уверены, что в настолько комичном тряпье я никуда не сбегу.
Смешные. Самых разных тряпок в Цветнике хватает, достаточно только руку за ними протянуть. К тому же можно сбежать и вовсе голой, потому что за периметром тряпья еще больше.
В столь позднее время ниже второго этажа я спускалась лишь однажды, причем в нормальной одежде, а не во фривольном халатике и мягких тапочках. У других вообще опыта подобных вылазок нет, так что лишь присутствие Вороны удерживало нас от бурного обсуждения столь неординарного события.
Ну да, всех воспитанниц, даже самых мелких, выгнали из постелей и привели в сердце Цветника – смотровой зал, зал смотрин, смотровую, смотрильню или даже подсмотрелку-подгляделку. У этого немаленького помещения множество названий, но все они намекают лишь на одно.
Да, нас привели в единственное на свете место, где мы иногда видим тех, для кого нас выращивают. Официально процесс называется воспитанием, но зачем обманывать себя в мыслях, ведь это именно выращивание.
Время от времени назначаются смотрины, обе группы орхидей и часть старших фиалок готовятся к такому событию. Много нервов, все очень пафосно и строго, иногда даже слишком строго, до излишеств во всем, что подчеркивает наши достоинства. В этот зал мы заходим живыми куклами, нас будто отполировывают до зеркального блеска, мы сами себя в зеркале боимся узнать, настолько сильный эффект оказывают максимальное выпячивание всех плюсов своей внешности и тщательная маскировка минусов.
Истинная леди выказывает скромность во всем, что не касается заботы о своей красоте – в этом она та еще бесстыдница, не гнушающаяся самыми сомнительными методами. В таком деле ее ничем не смутить.
Ну или почти ничем, все же какие-то рамки у нас есть даже в этом.
Через порог смотрового зала я переступала с ярко выраженным чувством неловкости. Боже, ведь даже не причесалась, не говоря уже обо всем остальном. И что с того, что все мы одинаково нелепы со своими неподготовленными волосами и легкими халатиками? Истинная леди не должна оглядываться на остальных, и это правильно, ведь той, которая сама является признанным образцом для подражания, брать пример с других глупо.
Девочки до восьми лет в ярких цветастых пижамах, а вот восьмилетние ромашки уже в бесстыдных халатиках, и потому смотрятся ужасно смешно.
Когда-то я тоже была такой, и почему-то тогда смеяться над собой не хотелось. А теперь едва удержалась, чтобы не прыснуть. Какое-то странное ощущение в голове – то смеяться хочется, то грусть накатывает, то апатия. Должно быть, устала, спать пора, но не дают.
В крыло к мелким нам хода нет, поэтому мы их если и видим, то лишь во дворе и только издали. Такого, чтобы все группы собрали в одном месте, я не припомню.
Да у нас вообще никогда не было столь поспешных сборов, уж я-то точно знаю, я тут главная старожилка.
Следующая странность этого дня едва не заставила меня запнуться, как это часто случается с Лолой без малейшего повода даже на самых ровных местах. Но я – не она и потому не сбилась с привычного ритма шагов. Резкие остановки при движении в потоке людей – это неженственно и даже вульгарно.
Но чего мне стоило сдержаться – словами не передать.
Смотровой зал разделен на две неравные зоны. Первая – для избранных господ, она небольшая по площади и с отдельным входом через пристройку. Считается, что в пристройку нам хода нет, и потому мы не можем знать о том, какая в ней обстановка. Но мы, разумеется, знаем чуть ли не все. Знаем даже то, что там имеется комната с бильярдным столом, в ней мужчины курят и употребляют алкогольные напитки. При этом им прислуживают официантки, которых привозят из самого фешенебельного ресторана Центрального стаба.
Нам даже известно, что важные господа иногда занимаются сексом с этими официантками в той же пристройке. Для этого там предусмотрены комнаты со всеми удобствами, но, если верить самым пикантным слухам, иногда хватает зеленого сукна бильярдного стола.