— А где ваша машина?
— А-а… так вас это интересовало? — с нескрываемой издевкой спросил Элвид. Его щеки казались чуть ли не впалыми и уж совсем не пухлыми, а уголки глаз — там, где белки, постепенно темнея до неприятности, становились (хотелось сказать «злокачественно») черными, поднимаясь кверху. Он был похож на исключительно НЕобаятельного клоуна с наполовину смытым гримом.
— У вас зубы
—
— У Тома Гудхью обнаружат рак?
Взглянув на него в изумлении, Элвид захихикал; послышались хриплые, сухие, неприятные звуки — словно отдающая концы каллиопа.[67]
— Нет, Дэйв, — ответил он. — У него — у Тома Гудхью — рака не будет.
— А что же будет? Что?
От презрения, с которым Элвид на него посмотрел, Стритер почувствовал слабость в костях — словно их безболезненно проела какая-то жутко агрессивная кислота.
— А какая тебе разница? Ты же его ненавидишь, сам сказал.
— Но…
— Поживешь — увидишь. Наслаждайся жизнью. И еще — вот это. — Он протянул Стритеру визитку. На ней было написано «НЕСЕКТАНТСКИЙ ДЕТСКИЙ ФОНД» и адрес банка на Каймановых островах. — Налоговый рай, — заметил Элвид. — Туда и будешь слать мне мои пятнадцать процентов. Попробуешь обмануть — я узнаю. И тогда горе тебе, парниша.
— А если жена узнает и спросит?
— У твоей жены есть собственная чековая книжка. Кроме всего прочего, она свой нос никуда не сует. Она тебе доверяет. Так ведь?
— Ну… — Стритер уже без всякого удивления отметил, что капли дождя, попадавшие Элвиду на руки, дымились и шипели. — Да.
— Разумеется, да. Наша сделка завершена. Так что давай мотай к жене. Уверен, она встретит тебя с распростертыми объятиями. Тащи ее в постель. Засунь ей как следует свой член и представь, что это — жена твоего лучшего друга. Ты ее не заслуживаешь, но тебе повезло.
— А вдруг я захочу расторгнуть наш договор? — прошептал Стритер.
Элвид удостоил его ледяной улыбкой, в оскале обнажая людоедские зубы.
— Не выйдет.
Был август 2001 года, меньше месяца оставалось до взрыва башен-близнецов.