Чудовище Франкенштейна

— А он меня? Как всякий человек, я стремился к дружбе и любви, но он обрек меня на пожизненную ненависть.

— Как всякий человек? — изумился я. — Ты издеваешься надо мной? Или над ним?

Существо попыталось распрямиться, но тесное помещение не позволило ему встать во весь рост.

— Издеваюсь? Для меня нет места — ни здесь, ни где-либо еще, и он наверняка это знал. Теперь тот, кто призвал меня к жизни, мертв. — Вид у него сделался более решительный. — Меня тоже не станет, ведь я смогу обрести покой лишь в смерти, которая меня и породила. Пусть хотя бы душа моя упокоится с миром, которого не познало тело.

С этими словами он промчался мимо меня, спрыгнул с корабля и приземлился на льдину рядом с судном. Вскоре волны унесли ее вдаль, и она скрылась во тьме.

Неужели человек способен меняться так быстро, Маргарет? Нам говорят, что Божья благодать вмиг приносит спасенье, но я уже познал, что проклятье бывает столь же внезапным. Вдруг в моей душе проснулось что-то непостижимое.

Чудовище существовало на самом деле. Что это означало — лично для меня? Я дал пустое обещание догнать и убить то, что считал несуществующим. Я лишь хотел утешить дорогого собрата.

А потом я увидел это создание и услышал его речь.

Мое пустое обещание в один миг стало торжественной клятвой. Ее важно было сдержать во что бы то ни стало.

Я приказал изменить курс и устремиться за тем, кого видел лишь я один. Существо сказало, что уничтожит себя, вернется в лоно смерти. Но можно ли верить убийце?

Я должен был увидеть, что обет исполнен, сестра, и что тварь мертва.

Утром проход перед нами сузился, паруса обвисли. Ветерок не колыхал полотнища, и ни облачка не отражалось в зеркальной глади. Мир застыл, безжизненный и белый — лишь спереди и сзади медленно надвигался лед, хотя это можно было заметить лишь краем глаза.

Я приказал вахтенным вскарабкаться по такелажу, выстроиться вдоль лееров и всматриваться в ледяную пустыню. Что же им искать? То, чего не должно быть, сказал я матросам. Часами, днями они молча дежурили. Доски скрипели, хотя никто не шагал по палубе; канаты бились о мачты, хотя их не раскачивал ветер. Где-то вдали оглушительно трещал лед. Люди наклонялись вперед и так долго вперяли неподвижный взор в пространство, что одежда и бороды их покрывались инеем. Даже глаза словно остекленели, пока они не мигая вглядывались в белый простор.

В третью вахту третьего дня экипаж в один голос вскрикнул, заметив невдалеке тонкую струйку дыма. Рядом на белом фоне виднелось черное пятно. Оно появилось неожиданно, будто тварь околдовала нас и оставалась невидимой, а затем решила показаться.

Сунув за пояс охотничий нож, я приказал спустить на воду шлюпку. Двое матросов доставили меня к широкой льдине. Я велел им вернуться на корабль, а сам зашагал в сторону дыма, пока не достиг кромки льда, расколовшегося под прямым углом: дальше плескались черные волны. На самом краю существо устроило привал.

Оно восседало меж островерхими выступами причудливой формы, словно царь в пещере без потолка, на троне из сталагмитов. Похоже, существо не пугали ни острые ледяные грани, ни лютый холод. Костер, привлекший мое внимание, горел в нескольких футах, и топливом для него служила верхняя одежда твари. Она явно не нуждалась в тепле.

Существо равнодушно наблюдало за тем, как я приближаюсь, обратив ко мне столь жуткое лицо, что можно было умереть от одного его вида.

Священникам советуют не обращаться к Дьяволу, которого они собираются изгнать. Почему же я заговорил? Зачем его выслушал? Нужно было сразу же ринуться вперед и перерезать ему глотку.

— Ты сказал, что вернешься в лоно смерти. — Я дышал часто и с трудом, изрыгая переохлажденный воздух. — Но ты по-прежнему жив. Ты бы мог скрыться, и я бы ничего не узнал. Ты мог бы добраться до самого полюса и украсть мое последнее сокровище. Но ты до сих пор жив!

— Кто вы?