Восход ночи

Ни слова не говоря, он подошел к столу и закупорил фиал, содержимое которого отправится в коллекцию Мастера.

— Сорин… — прошептал старый вампир и рухнул на пол.

Сын не произнес ни слова: одно дело убирать за любимым наставником, которым он восхищался уже много веков, а вот потворствовать его зависимости… Нет уж, увольте.

Дыхание Мастера выравнивалось по мере того, как он приходил в себя после вдыхания одной из принадлежавших ему душ. Сорин прекрасно видел в темноте и различал мерцание десятков таких же сосудов на полках вдоль стены.

Он ни о чем не спрашивал, прекрасно зная, что произошло. Мастер был Собирателем душ, упивался ими, черпал в них минутную сопричастность духовному миру смертных. Теперь души значили для него больше, чем кровь — они позволяли повелителю Подземелья на время почувствовать себя живым. И если бы не уверенность в том, что только на этом держится интерес Мастера к существованию, Сорин давно попытался бы положить этому конец.

— Мое тело… — с трудом выговорил старый вампир. — Каждый раз чертова оболочка отторгает то, в чем я нуждаюсь больше всего.

— Эта душа вам чужда, — заметил Сорин, устало думая о том, что неделя за неделей они словно возвращаются в прошлое, и от бесчисленных повторений слова истрепались и потеряли всякий смысл. — Вы утратили свою душу, когда принесли клятву. Потерянного не вернешь.

Наступившую тишину нарушал лишь стук зубов старого вампира, эхом отражавшийся от каменных стен.

Сорин часто задумывался, почему души так яростно рвались из тела Мастера. Наверное, все дело в том, что создатель не заслуживал такой привилегии.

— Мы все через это прошли, — терпеливо продолжил Сорин. — Такова цена. — Не выдержав, он начал медленно приближаться к старому вампиру. — И, несмотря на ваше могущество, в этом вы ничем не отличаетесь от своих сородичей.

— Сорин. — Голос Мастера дрожал, но Сорин безошибочно узнал приказ. — Еще… минуту.

Сцепив руки за спиной, сын повиновался и позволил старому вампиру вволю насладиться страданием.

— Невинность… — Мастер глубоко вздохнул. — Этот экземпляр отличался… редкостной невинностью… до того, как ее утратить. Помнишь, каково это, Сорин?

— Нет, Мастер.

Создатель всегда настаивал на том, чтобы сохранять высвобождаемые им души, хотя Сорин не видел в этом никакого проку. Старый вампир любил повторять, что человеческая душа неповторима, и с нежностью относился к каждому экземпляру в своей коллекции — все они позволяли Создателю раствориться в сокровенной сущности бывшего владельца.

Стать смертным — на одно украденное мгновение, на краткий миг мучительного экстаза.

Мастер не мог устоять перед искушением избавиться от самого себя. Особенно в последнее время.

Все еще дрожа, старый вампир с трудом приподнялся и сел, подтянув ногу и опершись локтями о колено. Сорин удивился: обычно на этой стадии создатель плакал от гнева, замыкался в себе и уходил в свой мир — до тех пор, пока сын не вытаскивал его в реальность.

Но сегодня все происходило иначе. Мастер был разговорчивее, чем обычно, и казался радостно возбужденным.

— Чудо. — Старый вампир расхохотался торжествующе и чуть недоверчиво. — У меня почти получилось. На этот раз возвращение не причинило мне боли. Настоящее чудо!