С местом для ночлега Пастор не подкачал – Карату оно понравилось. Балка с пологими склонами, которые утопают в зелени кустов и невысоких деревьев – есть, где уединиться, не попадаясь никому на глаза. Хотя прятаться здесь не от кого, но эта потребность уже успела въесться в мозг, располагаться на открытом месте не хочется даже ненадолго. Вода в роднике тоже пришлась по вкусу – холодная, чистейшая, такую хочется пить, не останавливаясь. То, что источник облагородили при помощи кусков гранита, а рядом из таких же камней соорудили очаг, лишний раз доказывает, что этот весьма и весьма уединенный стаб иногда все же посещается.
Теми, кто знает о его существовании.
Пастор задумал почти немыслимое – начал ломать сухие ветви и предложил Карату заняться тем же самым. Решил костер развести, благо имеется готовый очаг, где можно с незатейливыми удобствами согреть уважаемую всеми иммунными тушенку.
Вот ведь эстет, ее и холодной употреблять можно или на таблетке сухого горючего подержать, а костер – это тебе не сигарета, едва тлеющая, это источник серьезного пламени, которое зараженные способны разглядеть за много километров. Запашок, само собой, тоже унюхать не проблема, ну и плюс ко всему прочему – столб демаскирующего дыма.
Тут, конечно, низина, может, и некого бояться, но как-то не по себе. Хотя, если вспомнить недавнее прошлое, Карат и сам однажды решился на такое. Но в тот раз он расположился на острове, окруженном широкой водной гладью, столь нелюбимой зараженными, удаленные берега утопали в тростнике на всем протяжении, заметить через его поросли костер – все равно что через бетонную стену пытаться рассмотреть включенный телевизор. К тому же тот костер и костром назвать язык не повернется – так себе костерок. Вдобавок чуткий сон Карата сторожил Гранд, а кот в вопросах безопасности подводил редко, зараженных он обычно засекал до того, как те замечали его хозяина.
Эх, серый-серый, что же с тобой сейчас? Где ты? Твое племя неистово ненавидит воду, и тут вдруг такая незадача… А Диана? А Шуст? С ними ты не пропадешь, но весь вопрос в том, живы ли они или сгинули той непростой ночкой?
Пастор, поставив открытую жестянку на прилично отстоящий от огня камень, пояснил:
– Попробуй, как я, чтобы не сильно пропекало. Греется медленно, но зато вкуснее получается.
Карат, вертя в руках плоскую банку, ответил не в тему:
– Разговор есть. Серьезный.
– Вы, новенькие, любите поговорить.
– Да и ты не отмалчиваешься.
– Согласен, есть за мной такая слабость. Так о чем ты поговорить хотел?
– О том, что пора изменить форму нашего сотрудничества.
Пастор, покосившись исподлобья сузившимися глазами, подтянул к себе пулемет, при этом спросив односложно:
– И?
Карат, ничего не говоря, поставил так и не распечатанную банку на землю, поднял руку, пошарил по шее, клацнул застежкой, подчеркнуто-хладнокровно, даже не моргнув от тщательно скрываемого нервного напряжения, снял ошейник и спокойно заметил:
– Наверное, ты забыл, но электроника на черноте не живет, особенно включенная. Секунды-другой обычно хватает для тонкой, минуты для той, которая попроще, все, что кроме проводов и подобного примитива, в итоге в бесполезный хлам превращается. Я не радиоинженер, но понять, что подобное устройство простым не назовешь, могу. И у меня сейчас устали только ноги, сам я слегка отошел, запас сил кое-какой появился. Может, ты и долго здесь прожил, но сам говорил, что тебе не повезло на боевые умения, а мне, чтобы добраться до тебя, много не понадобится. Оружие тебе не поможет, ты даже не представляешь, что происходит, если я, ускорившись, просто толкаю кулаком в челюсть. Неприятное зрелище, на него даже смотреть не хочется, не говоря уже о том, чтобы самому в этом поучаствовать.
– И что при этом происходит с твоей рукой? – без напряжения, почти равнодушно спросил Пастор.
– Неприятно, конечно, но на куски не разлетается. Сектанты одной миролюбивой секты, не чета вашей, объяснили мне этот момент тем, что Улей не просто дарит, он еще и приглядывает, чтобы ты сам себя его подарком не убил.