Татуиро (Daemones)

22
18
20
22
24
26
28
30

Ночью Наташа не пришла. А Витька, проснувшись в тяжелую тишину, которую не нарушал бьющийся в стекла ветер, в тишину спящих людей за белеными стенами соседнего дома, сидел в смятой постели, дышал тяжело и стирал рукой с груди пот. Вытряхнул с простыни колючую каменную крошку, что налипла к ногам на узкой тропе вверх, к неровному зеву пещеры. Сходил попить и лег снова, вытянувшись, закрыл глаза и, утишая сердце, ждал сна.

Они там — почти дошли.

3. БРАТ И СЕСТРА

Утром ветер бился в стекла грудью, заставляя их звенеть. Витька прятал голову под подушку, но в конце-концов не выдержал, встал, и сонный, побрел к окну. Рвал газету и запихивал полоски в узкие щели между стеклом и рамой. Сквозняк резал пальцы, покрывая локти мурашками.

Еле расслышав осторожный стук, открыл и с трудом удержал в руке дверь. Вошла хозяйка, прижимая к животу блестящий рефлектор:

— Витенька, вы поди мерзнете. Что ж летом не едете, когда жарко и купаться…

— Да мне хорошо у вас, Дарья Вадимовна, и зимой. Оденусь пойду…

— Да я только печку вот. И завтрак принесу, если встали. Я в город еду, потому разбудила, не надо ли чего?

И, глянув остро в сонное лицо без мыслей, на угол кровати в проеме спаленки, уставилась на россыпь каменных крошек на полу.

— Ну, вы просыпайтесь, я сейчас, горяченького и пирожки свежие. Гуляли вчера, вижу…

Виктор пробормотал что-то, но дверь уже захлопнулась.

За полчаса успел умыться и смел насоренное в угол комнаты. Вернувшаяся хозяйка медлила уходить, переставляла на скатерти чашки и тарелку с горой мягко пахнущих пирожков.

— Попейте со мной чаю, — не выдержав паузы, сказал Витька.

— А где Наташа? — вдруг спросила та, разливая по чашкам чай.

— Я не знаю, — удивленно ответил Витька, — а где? В смысле, случилось что?

— Не знаю, — Дарья Вадимовна поджала губы, — вечером пришла, молчала и ушла к себе быстро. Не поужинала. А с утра, уж на что я ранняя, ее уж и нету. Я думала…

— Как видите, нет. А куда она могла уйти? В такую погоду?

Хозяйка помолчала. Звенела ложечка о край чашки и ветер выл, бился в стекло.

— Сама — никуда. Приехать могли за ней. Дружков-то много. Слишком даже.

Виктор кашлянул и она замахала пирожком: