Татуиро (Daemones)

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ту-тук, — сказало ему сердце. И застучало, как кулаком по ребрам, напоминая, эй, я здесь.

По-прежнему стояла Наташа, погрузив внутрь дымного столба руки и лицо. Откачнулась и вынула горсти, наполненные серым светом. Опустила руки, ссыпая на пол жемчужный песок. Снова прижалась, доставая что-то из черноты. Будто спала, и двигалась, исполняя то, что снится. Глаза ее были прикрыты, а руки снова и снова медленно входили вовнутрь и появлялись на черной поверхности. И росла на полу горка серого света.

Открыла глаза, обжигая острой синевой, заменившей прежнюю штормовую зелень и глянула прямо на Витьку.

— Идите. Скорее. Я не смогу долго…

Руки плыли без остановок, усыпляюще, внутрь и наружу, поворачиваясь вниз ладонями, бережно сыпали серый песок, и демон стоял, гудел голосом без слов, будто спал.

— А помнишь? — ее лицо погрузилось в черный дым и слова пропали, но вместо них появилась в воздухе дрожащая по бокам картинка. Там загорелый Яша сидел на обожженной солнцем улочке городка, держа запотевшую кружку с вином, смотрел на новое платье Наташи и смеялся. И… Картинка пропала, оторванная по краю.

— А тогда… — вынули руки горсти мягкого пепла-песка, новая картинка налилась нежностью воспоминания. Эту Витька видел, но не знал тогда, что видел чужое, не себя. Жаркий берег и море синее до удивления. Бесцветный костер, маленькая Наташина грудь, испачканная сажей. Раскрытые ракушки на ржавом противне. Яша ворошит веткой угли, поддевает горячую раковину и кладет перед ней на плоский камень. Пот бежит по широкому лбу, когда он поднимает голову на крик с обрыва. И … Рвется картинка опять.

— Скорее, — шелестом сухого песка. И снова:

— А помнишь, люб мой, мой быстрый рыб…

Витька быстро и тихо, осторожно обходя фигуры, раздвинул ставшие мягкими листья высокой травы. Там, над Ритой, уже склонился Генка, рвал плотные лианы, тоже стараясь не шуметь. Нагнулся и, грызя петлю зубами, замотал головой. Витька стал помогать.

— А когда мы с тобой… и ты…

Они торопились, услышав еле заметные изменения в голосе демона. Гудение стало жестче, иногда прерывалось, но тихий Наташин голос еще держал его, мягкой ладонью на лбу беспокойного больного.

Рита сползла с ложа, ноги ее подломились, колени грохнули об пол. Упираясь руками, заплакала, завешивая лицо каштановыми волосами. Генка подхватил ее под грудь, неудобно, наверное больно, и потащил к выходу из пещеры. Витька двинулся за ним, держа в руке неизвестно когда подхваченную камеру. Наверно, положил на землю и после снова схватил.

В коридоре было тихо и странно по-двойному. Свет наливался белизной и тогда Витька чувствовал на ногах новенькие туфли, брюки натягивались на коленях и рубашка резала подмышки. И тут же свет мерк, багровел, шевеля по стенам тенями, и пот щекотал жаркую кожу, а босые ноги нащупывали тропу посреди трав и колючек.

Рита смогла идти сама, Генка держал ее за плечи. На ней появлялось блестящее платьишко и обруч на голове, украшенный султаном перьев. И расползалось, когда краснел свет.

— Куда?

— К выходу. Одеться, а, добежим, — Витька первым кинулся по коридору.

Распахнул дверь и придержал, пока двое вываливались в черную ночь. Поискал, чем бы припереть рвущуюся из рук дверь, не нашел, и побежал за Ритой и Генкой, шлепавшим по каменным плиткам. Ветер кричал и свистел, мигая звездами, носил по берегу песок вперемешку с запахами джунглей. Дорожка, освещенная мелькающими фонариками, уперлась в склон. Вправо, над морем тропа вилась белой жилкой ко входу в лабиринт. А другая уходила влево, в бывшую степь, стрелочкой, будто нарисованной мелом. Обочины ее, раньше подернутые серой полынью, терялись в черных зарослях чужих деревьев. Догнав ребят, показал на ровную стрелку:

— Туда надо.

— Уверен? — перекрикивая ветер, Генка недоверчиво осмотрел мрачные джунгли, громадно качающие витые макушки, залитые лунным светом.