Татуиро (Daemones)

22
18
20
22
24
26
28
30

— Наташка! Опять?

И повернулся к Витьке, смеясь и качая головой:

— Ну, бабы, чистый пластырь! С кровью не отдерешь!

… — Клиенты у меня, детка! Покупатели! Это вы вот — отдыхать. А я, как самый главный — об вас заботиться поеду. Хлебай и нос давай вытру, ну-у-у, сопливая. Красивая сопливая! Витюха, вот тебе тормозок, балычок тут, икры баночка. Генаша уже в лодке ждет, забирай красавицу, уложишь.

Витька, качаясь, слабо подталкивал Наташу в джинсовую попу, поддерживал, как мог, пока она, тоже оступаясь, гремела железом ступенек. Но задержался, почувствовав Яшину руку на запястье:

— Слышь, фотограф, жалко, не поговорили мы об искусстве, да о рыбалке. Ну, успеется. Интерес есть. А ее, — и он дернул вверх подбородком, — не веди к Дашке, сожрет ведь девку. У себя положи. Проведи тихонько и положи. Койка не узкая, знаю.

И пробежал по Витькиному лицу холодными глазами, как солидолом мазнул.

7. КОНЬЯК

Двор маяка, освещенный двумя фонарями — на столбе и над дверью в дом, был пуст, как декорация. Плоские камни пили бледный свет луны, перемешанный с редеющей уже темнотой, а вверху не спал маяк.

Наташа обмякла, шла тяжело и равнодушно, молчала. Витька порадовался, что не приходится шикать, обрывая хмельную болтовню. На цепком ночном воздухе он постепенно трезвел, глубоко внутри осознавая, что это временная трезвость, чуть поверни не так голову и снова свалишься в неясную плывущую муть.

Дом смотрел черными окнами на сереющий воздух и на них, идущих к маленькой отдельной двери. Скоро встанет хозяйка, — подумал Витька и колебаться не стал, втолкнул девушку в свое жилище и накинул крючок.

Пока возился, Наташа скинула, пошатываясь, кроссовки, хлопнула дверью ванной. Свет не зажгла и Витька, включая в комнате маленький свет и валясь криво на диван, услышал, как тошнит ее там, в темноте.

— Наташ…

— Уй-ди.

— Да я не захожу, — сказал, но дверь подергал. Заперлась…

— Тебе помочь, может?

— Уйди. С-сама…

После возни и кашля зашумела вода. Витька заволновался. Утонет еще, развезло. Собственный хмель, затолканный внутрь жирной рыбой, невнимательно съеденной едой и двумя чашками горячего кофе, ушел, только голова слегка кружилась. Выдернул из розетки включенный было обогреватель, чтоб лишним теплом не мучить, с треском распахнул форточку. И снова встал под дверь:

— Нат, ну хоть полотенце принесу, нету же там.

Сквозь шум воды зашлепали босые ноги. Дверь распахнулась, показывая изогнутую в попытке держать равновесие Наташу, с вытянувшихся волос, блестя, текли на пол струйки воды: