— Думал, спишь.
— В-волнуюсь.
— Что ты?
— Т-ты пойди сейчас во двор. Там Дашка. Курей кормит, утро уже. И…, и…, — Наташа открыла глаза и скривилась, досадуя на хмельную невнятность речи, — ты ей добрым утром, ну, пусть сюда не идет. Скажи, болею, ты болеешь. Спать. Она не придет.
— Не поймет, думаешь?
— Хы… Еще б, поймет, да. Здесь все все знн… Но не придет. Потому что сука она…
— Ладно тебе, — высвободил руку и пошел в коридорчик. Проходя мимо тусклого зеркала с отбитым краешком, высмотрел в разводах амальгамы свои глаза, криво усмехнулся — большие и вроде напуганные? Сумасшедшие. …В спаленке — важничают новые вещи, зеркало во всю стенку в пластиковой раме под дерево. А это, забытое в углу, жило тут всегда. Отражало многих — из той еще жизни, до туристов и пластика. Оно родня грязным галошам у порожка и витой стеклянной вазочке на подоконнике, в которой пылятся скелетики степного бессмертника. Отвел глаза от зеркала и вышел в сонное утро, прикрыв плотнее дверь.
Хозяйка, серой спиной в мужском ватнике к размазанному за тучами солнцу, громыхала ведрами у входа в курятник. В теплой темноте всполохнуто болтали куры, прикрикивал на них петух.
— Доброе утро, Дарья Вадимовна, — голос бодрый, фальшивый. Спохватился и притушил бодрость:
— Что-то приболел я, посплю. Завтрак не надо. Я сам выйду, потом.
Ведро громыхнуло сильнее. Медленно распрямилась спина. И повернувшись, хозяйка резанула Витьку щелочками ледяных глаз. Разлепила узкие губы:
— Ну, что ж. Болезнь известная. Спите, чего уж, мешать не буду. И, отвернувшись, закричала ноющим звуком в темноту:
— Цы-ы-ыпа, цыпа, цыпа, — будто резала жесткой ниткой нагретый птицами воздух.
Витька кашлянул, потоптался. Мысленно, по-пьяному еще, возмутился. — Что за мысли, блин, у всех одни! Теперь вот, делай не делай, а она все одно будет думать, что они с Наташей…
Шел, пятками кроссовок вколачивая злость в терпеливые старые камни. У низкой стены своего домика остановился и заглянул в окошко спальни, проверяя, заметно ли из двора — что там, внутри. Увидел сквозь кашу отражений и бликов скомканную на постели простыню, и, с мыслью, что ляжет в столовой, на диванчик, — согнутую голую спину у распахнутой дверцы старого серванта. Не сразу и понял, что это там — круглое, белое. … И передернуло от отвращения: притворялась совсем пьяной, а сама шарит по его вещам. Но вот шиш ей, его шмотье отдельно сложено, в другом шкафу.
Дверью хлопнул сильно, со злостью зашаркал по расстеленной у порожка тряпке, давая ей время вернуться в постель. И опешил, услышав из спальни радостное:
— Витенька, ура! Иди сюда, нашла!
Стоя в дверях, смотрел, как голая Наташа звякает хрусталем за гранеными дверцами серванта. А к боку прижата коричневая бутылка.
— Таак, щас я еще рюмку… Ты где хочешь сидеть, на кровати? Или пойдем за стол?
— Наташ, очумела? Не стану я пить! И ты!
ebooksa