Проклятый остров ,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Сейчас, — проговорила она довольно невнятно и добавила что-то вроде: — Больше силы.

Леди Ульрика была на редкость близорука. Большие, очень выпуклые карие глаза, как у нее, притом лишенные выражения, иной раз указывают на болезнь сердца. Отвечая, она пыталась нащупать у себя на груди свой вечный лорнет с ручкой — позднее его обнаружили на кофейном столике под кедром.

— Мы, знаете ли, не могли понять, — произнесла она внушительным контральто, — привидение вы или нет, и вот пришли удостовериться. Но теперь, когда мы видим вас и слышим ваш голос, мы будем рады чем-нибудь помочь, если это требуется, или — если вам так угодно — удалимся.

— Побудьте со мной, — проговорила незнакомка на этот раз отчетливей и более низким голосом. — Пока я не наберу побольше силы.

В продолжение этого краткого разговора остальные, сбившись в кучку, стояли ярдах в шести-семи и слушали так напряженно, что в иных условиях могли бы заслужить упрек в бестактности. Но они как будто и сами начали это осознавать, с явным усилием отвели взгляды от двух женщин на опушке и принялись тихо переговариваться между собой.

Миссис Харрисон подошла к мужу; в ее широко открытых глазах читался очевидный вопрос.

— Трюк, — приглушив голос, отозвался тот и сердито добавил: — Мистификация какая-то.

Миссис Харрисон, однако, этим ответом не удовольствовалась.

— Но, Чарльз, — спросила она не без настойчивости, словно взывая к его разуму, — согласись, в ней ведь есть что-то очень странное? Как будто она не в своем уме? И стояла она на свету, когда мы подошли, точь-в-точь как Дева Мария на картине? А ты заметил: тюлевый шарф на ней самый затрапезный?

— Заметил, заметил, — начал было ее супруг, но тут раздался смех, и все снова уставились на странную гостью. Смех прозвучал отчетливо и громко, но с истерической нотой — человеку, подозреваемому в безумии, так смеяться не следовало.

— Мне нужно вмешаться, — шепнул Харрисон жене и приблизился на несколько шагов к леди Ульрике и таинственной гостье.

Будучи ценителем женской красоты, он не мог не поразиться тому, что обозначил мысленно как «совершенную правильность» профиля незнакомки. Выбеленный лунным светом, этот профиль четко прорисовывался на фоне тисов: вертикальная линия лба, нежная округлость подбородка, безупречный, с легкой горбинкой, нос, под которым угадывался красивый, изящный рот. Все это напомнило Харрисону камею — идеализированный портрет, созданный трудом и вдохновением великого художника. Именно этот тип внешности особенно восхищал Харрисона, и потому он повел допрос не таким строгим тоном, к какому намеревался прибегнуть вначале.

Когда Харрисон заговорил, его отделяло от незнакомки несколько шагов, но черты ее полностью скрывала теперь густая тень деревьев.

— Милая юная леди, мы… мы несколько растеряны. Вам понятно, надеюсь, что, если вы испытываете какие-либо затруднения, моя супруга охотно пригласит вас под наш кров.

Не удостоив Харрисона ответом, незнакомка протянула руку к леди Ульрике, но, когда та сделала ответное движение, отпрянула назад.

— Они мне не помогают, — пробормотала она. Токи волнения в ее голосе прорвались наружу, когда она, захлебываясь, продолжила: — Я не смогу, не сумею, они мне не верят. Они антаг… антаго… скажите, чтобы они успокоились… в своих мыслях… в своих…

Ее слова затихали, хрипотца сменилась сиплым шепотом, в конце концов умолк и он. И сама гостья начала едва заметно, плавно отдаляться от собравшихся.

— Эй-эй! Она уходит! — крикнул Харрисон. — Нельзя ее отпускать. Ей… ей нужен присмотр. Мы должны ее задержать.

Но незнакомка уже была едва видна. Еще миг они различали в темноте призрачный столбик слабого света, мерцавший среди густых теней от тисов, но стоило им пуститься в погоню, как исчезло и это бледное пятно.

— Я намерен докопаться до истины, — решительно заявил Харрисон, шедший впереди.