— Так что, получается любая девушка могла? — не выдержал я, окончательно запутавшись во всех этих Матрёнах, Алёнах и Ксениях.
— Ну нет, наверное, не все, — нахмурилась Маруська.
— А кто не мог бы?
— Лушка не могла. И поповны.
— Ну с поповнами понятно. А кто такая Лушка?
— Так Сомова это дочка, — пожала плечами Маруся, — к которому ты столоваться ходишь.
Вот, блин, деревня, все всё знают!
— Вроде его дочку звать Люба, — неуверенно сказал я.
— Дык это самую мелкую Люба, а среднюю — Лушка, — поправила меня девушка.
— А почему я её у Сомова не видел?
— Ну так я ж говорю, Лушка не могла, она же к Надьке поехала в гости. Она ажно в Малинках живёт.
— А Надька у нас кто? — потёр гудящие виски я.
— Так сеструха её старшая.
— Ясно, — я понял, что с этой стороны мне ловить нечего, но сообразил задать другой вопрос, — а Василия кто, по-твоему убить мог? У кого была причина?
Маруська всхлипнула, затем задумалась и авторитетно выдала:
— Никто не мог! Причин не было!
— Погоди, то есть то, что он бросал девушек — это разве не причина?
— Ну так он же не виноват! — горячо воскликнула Маруська и опять вознамерилась вхлипнуть, — просто девки у нас в Вербовке наглые больно, вот он и мог дрогнуть.
В общем, облом. Так ничего у Маруськи выяснить мне не удалось. Со свиданкой тоже обломилось. Я хоть и бросал пылкие заинтересованные взгляды на её грудь, всё это Маруська проигнорировала. А в конце диалога, при упоминании о Василии, разрыдалась.
Пришлось интервью срочно сворачивать.