А ведь строил из себя такого белого рыцаря. Актер. Дотянул-таки до того момента, когда опустится занавес.
– Блины будешь? – поинтересовалась я. Раз пепельный держится на ногах, значит, не при смерти. А еда – она всегда хорошо. Особенно для потратившего весь резерв мага.
– Нет, – выдохнул дракон. – Блины не буду. Буду тебя.
Я поперхнулась. Скептически посмотрела на шатающегося дракона, который цеплялся за косяк, чтобы не упасть. Изогнула бровь и произнесла:
– Мне кажется, что это несусветная наглость.
– Нет.
– Что нет? – Я сложила руки на груди.
– Тебе не кажется, – устало выдохнул Гард. – Но, Ви, я не об этом. Просто полежи со мной рядом.
– Сам же говорил, что к раненому дракону лучше не приближаться, – напомнила я.
– Сейчас я не ранен. Просто устал.
С этими словами он демонстративно начал оседать на пол. Была бы я светлой – обязательно бы поспешила подхватить. Но, увы, дракону не повезло, рядом с ним оказалась темная.
Видя, что на выручку ему не спешат, Гард падать перестал, в последний момент уцепившись за ручку двери самостоятельно.
– Ви, ты бессердечная!
– Вовсе нет. Сердце у меня есть. И оно даже бьется.
– За что мне небо послало тебя? – Гард выпрямился и, тяжело дыша, побрел в спальню.
Я лишь пожала плечами.
– А мне лучше спросить Тьму, – пробубнила я себе под нос, – почему я вынуждена терпеть дракона, который сам по себе гремучая смесь из аристократа, холодного расчетливого бойца, верного брата и отъявленного мерзавца.
В спальне между тем что-то зашумело и тихо заматерилось.
Лазурная мета давно и прочно уснула у меня на плече, превратившись в рисунок еще в ванной, зато проснулся дикий драконий жор. Я облизнулась на оставшиеся блины и устроила ночную вакханалию.
Наконец, сытая и довольная, я потянулась кошкой и вздохнула. Следовало идти на поиски кровати. Или дивана. Или тахты. В общем-то без разницы. Главное, чтобы можно было поспать, и желательно без озабоченного дракона под боком. Обошла квартиру. Увы. Мои чаяния не оправдались. Да, в гостиной имелся диванчик, но на нем помещалась ровно половина меня. О стульях, пианино, шкафе говорить и вовсе не приходилось.