А темнюка чернокнижная продолжала молча на меня зыркать, словно он — священник, которому я на исповеди призналась в том, что на жизнь оргиями зарабатывала. А потом до меня начало доходить…
— Деймон, только честно. Ты решил, что я?.. — Я сглотнула, подыскивая наиболее точное слово.
Тот рассерженной коброй прошипел:
— И что я должен был решить? Ты же сама призналась, что у тебя было пятьдесят мужчин за последний год, с которыми ты прогулялась до алтаря.
Вот он, прекрасный момент для моего истеричного нервного срыва. К горлу подступил ком и… я зашлась смехом. Звонким, безудержным, без единого шанса остановиться.
Месяцы полной неподвижности, нервы, натянутые до предела, перемещение в другое тело и другой мир, горгул, смерть и шизофреническая белка — все вместе сделали свое черное дело.
А поскольку битье посуды и качественное закатывание скандалов у меня, увы, никогда толком не получались, то нервные срывы у меня выглядели вот так — с безудержным смехом.
Мелькнула мысль, что вот сейчас мне залепят отрезвляющую пощечину или выльют на голову стакан холодной воды, чтобы унять. Мелькнула — и пропала.
А потом в меня полетело заклинание. Я даже успела уловить запах морозной мяты перед тем, как мысли обрели кристальную четкость, а в душе поселилось вселенское спокойствие.
— Решил, что тебе не повредят успокаивающие чары, — сухо бросил Деймон. — Судя по всему, те несчастные не были твоими мужьями. Но, извини, это первое, что пришло бы в голову любому, кто услышал бы от тебя «стояла у алтаря». Итак, если ты была не невестой, то… Церковником? Градоначальником, который регистрирует брак?
— Почти. — Я хотела усмехнуться, но мышцы лица словно онемели. Заклинание успокоения оказалось практически убойным для мимики. — Я фотографировала молодоженов.
Чернокнижник озадаченно смотрел на меня. И даже после того, как я объяснила, что зеркалить в нашем мире — это не создавать зеркальный щит, а работать с камерой-зеркалкой, что штукатурить — это не белить стены известкой, а фотошопить и ретушировать, — все равно брюнет смотрел на меня с недоверием.
Наш разговор мы вели все так же стоя друг против друга, на фоне окна, в стеклах которого отражался багровый подбой заката. А потом я увидела, как по запястью темного пробежал сполох и он поморщился.
— Что это? — Я кивнула на руку, которую Деймон непроизвольно потер.
— Это результат моего необдуманного поступка, — нехотя признался темный. — Пойдем поужинаем, и я выполню свое обещание: расскажу тебе, почему был не просто вынужден согласиться на брак с лэриссой Лавронс, но и приложил все усилия, чтобы церемония состоялась.
Ну да, все усилия… Да он свою невесту в прямом смысле из гроба поднял, лишь бы заключить этот брак, куда уж больше-то.
На этот раз ужин состоялся не на кухне, а в обеденном зале. Как и положено, верный слуга-лич наябедничал хозяину обо мне. А конкретно: о грабеже хозяйской кладовой на предмет бутыли вина, кольца колбасы и сыра. Отдельно призрак уточнил про белку и надругательство над матушкиной гардеробной.
Кляузу Деймон выслушал молча и так же молча кивнул, подавая знак к началу ужина.
Спустя полчаса я могла сказать лишь одно: как бы красиво ни был сервирован стол, на каком бы изысканном серебре ни подавались блюда, если еда отвратная, ее ничто не спасет. Отбивная была пережарена и, по ощущениям, посолена впрок, чтобы не испортилась даже спустя год. Картошка или то, что ее напоминало, превратилось в какую-то вязкую кашицу. Оная, по моему мнению, отлично бы подошла вместо клейстера. Не подвело только вино. Подозреваю, бутылку взяли оттуда же, откуда и мы с белкой.
— Слушай, а ты всегда так питаешься или сегодня тут особое меню? — не выдержала я, наблюдая, как мужественно Деймон поглощает ужин. — Вчера тот гевейк был намного приличнее…