— Без меня ты туда не сунешься, — безапелляционно заявил он.
Видимо, понял, что пытаться меня отговорить — идея бесполезная. Потому решил действовать по принципу «если прорыв нельзя предотвратить, нужно хотя бы суметь направить вырвавшуюся нежить в нужную сторону».
— Тебя не спросила, — буркнула я.
— Зато я ответил, — отрезал светлый.
Закрыв сейф, я выскользнула из кабинета ректора, Риг неотступной тенью следовал за мной. Я аккуратно закрыла обе двери, позаботившись перед этим, чтобы затереть следы присутствия Рига в кабинете. Полбутылки декокта из-за этой сво… светлого израсходовать пришлось! У-у-у! Разоритель.
Шли в парк молча. Ночь уже опустилась на землю, заглянула в окна общежитий, вольготно устроилась на газонах.
Светляков ни я, ни Риг создавать не стали, боясь привлечь к себе ненужное внимание. Мы были уже в самой гуще деревьев, а змея все не было.
— Виувир… — тихо решила позвать я полоза, который отчего-то враз заболел застенчивостью. — Я принесла долг.
Ни шороха.
— Риг, отойди подальше.
— С чего бы? — тоже шепотом возмутился светлый.
— Может, он тебя смущается…
— Ну да. Виувир, который при жизни единолично едва не стер княжество вампиров с лица земли, царь полозов, который славился крайней любвеобильностью (к слову, у него был гарем с более чем тремя сотнями жен)… и сейчас решил, что стесняется двух кадетов?
Я заскрипела зубами. Это не светлый, а залежи сарказма. Неужели не найдется на них какой-нибудь горнодобытчик с лопатой? Чтоб огреть по темечку и корону поправить этой ехидне.
Риг, не подозревая о членовредительских мыслях, подошел ближе. Я спиной почувствовала, как он близко стоит, как его распахнутая куртка касается меня.
— Дух, если тебе не нужны эти побрякушки, то мы уходим, — в полный голос произнес светлый.
И тут же сбоку зашуршала трава.
— А с-с-с вами, молодой человек, я с-сделок не заключал… — сварливо прошипел полоз. — Так что потрудитесь раствориться в ночи. У нас с этой милой лэриссой свои дела.
Уверенная рука ненавязчиво задвинула меня за сильное мужское тело.
Уже из-под руки Рига я увидела, как на шкуре змея в ночи пылал затейливый узор из языков пламени. Зрелище завораживало и манило, как иная смертельная опасность. Впрочем, дух, выразив свое недовольство, вдруг стал олицетворением онийского спокойствия. Невозмутим, расчетлив и еще раз невозмутим.