– Езжай, – Михаил Михайлович подтолкнул жену к выходу.
Когда дверь закрылась и послышался шум двигателя, он поднялся на второй этаж; принял душ, переоделся… и почувствовал, как вымотался за неделю.
Подойдя к бару, Михаил Михайлович выпил рюмку водки и вышел на балкон, покурить. Он любил смотреть на город – только не на окраину, где виднелись заросшие кустарником руины недостроенного НИИ – «флагмана советской электронной промышленности», а выше, на разметавшиеся по крутому берегу «свечки» и блестящие в зелени купола восстановленных церквей.
– …Миш, что с тобой? Ты не заболел?..
Миша (он вдруг перестал ощущать себя Михаилом Михайловичем) узнал Олин голос.
– Не дождетесь… – улыбнулся, не открывая глаз. Дыхание ощущалось совсем рядом, и он, вытянув руки, нащупал худенькие плечи; потянул их к себе.
Оля тут же сбросила туфли, гулко упавшие на пол, и с радостью запрыгнула на приятно пружинивший диван.
– Что ты делаешь, хулиган?.. – томно прошептала она, чувствуя, как одна за другой расстегиваются пуговки на платье, и засмеялась, – все равно ведь не снимешь.
– А я порву его, на хрен… – глаза Миша не открывал, будто стараясь продлить чудесный сон.
– Это ж мое любимое платье!
– И что? Куплю новое…
Чуть слышно треснула ткань, и Оля вскочила.
– Миш, ну, ты чего?! Сдурел, что ли?..
Миша наконец разлепил веки. В комнате царил полумрак, а на Олином лице читалось такое возмущение, что он вздохнул.
– Никогда ты не научишься быть женой богатого человека.
– Ну, прости, – Оля виновато опустила взгляд, – я дура, да?
– Да, – Миша уверенно кивнул.
– Но ты же любишь меня?
– А что остается?.. – он разглядывал жену, снисходительно улыбаясь, – на помойку ж не выкинешь – жалко.