Египтянка (сборник)

22
18
20
22
24
26
28
30

Девушка поднялась в полный рост, но фонарь слепил глаза, и она испуганно озиралась, пытаясь сориентироваться. Наверное, она чувствовала себя, как заяц, пойманный в свет фар (Оля слышала, что есть такой вид охоты, признанный варварским, но она-то не охотится – она защищается, и ей позволено все!..)

– Слава, стреляй… – прошептала она в трубку.

– Ольга Владимировна, вы что?! – испугался охранник.

– А за что тогда мой муж тебе платит? Не видишь – к нам лезут грабители.

Девушка, с трудом балансируя на узкой плоскости, повернулась, видимо, собираясь спрыгнуть обратно, за забор…

– Я тебя уволю! Стреляй! – в ярости крикнула Оля.

Девушка, похоже, тоже ее услышала; вскинула голову, на секунду потеряв равновесие, и в этот момент прогремел выстрел. Его звук вонзился в упругий воздух, эхом прокатившись над поселком, и сразу все пришло в движение – залаяли собаки, завыли сигнализации, по ту сторону забора послышались крики, у такси вспыхнули фары, и машина резко сорвалась с места.

– Слав, ты попал в нее?

– Ольга Владимировна, – охранник засмеялся, – за кого вы меня держите? Я ж в воздух!..

– Почему в воздух?..

– Потому что я не убийца! Была б берданка с солью, я б ей, может, по жопе и всадил, а то ж, боевое оружие!

– Ну, хоть так, – убедившись, что на заборе больше никого нет, Оля вернулась в комнату и закрыла дверь. Ее мир остался в неприкосновенности, а остальное было уже не важно.

Даша не успела понять, откуда возник грохот – она только чувствовала, что падает, взмахнув руками, словно крыльями. …Вот и вся любовь… Но забор оказался не слишком высоким для долгих философских размышлений, и никакие другие мысли посетить ее не успели. Потом был удар о землю и гул в голове, переходящий в недоступные человеку частоты. Даша хотела вздохнуть и не смогла.

Вторник 10.30

Сознание пробудила тупая ноющая боль, а еще через минуту Даша пришла к выводу, что таким образом ощущает свое тело. Говорят, если умереть, ничего подобного не происходит, и душа уносится сквозь светящуюся трубу, за которой находится неизвестность. С одной стороны, возвращение к жизни безусловно радовало, но в еще плохо соображавшей голове, сразу возникло множество вопросов, на которые не хотелось отвечать. …Вдруг я останусь калекой? Как тогда жить, и зачем?.. А если оклемаюсь, то мамка сама покалечит, как пить дать… А что Миша подумал обо мне?.. Хотя, какая теперь разница?.. Он может и в тюрьму меня упрятать за незаконное проникновение в жилище… как в кино… Интересно, Полинкин отец возьмется защищать меня?.. Хотя ему-то, наверное, все равно, кого защищать, только даст ли мамка на это денег?.. А если меня, и правда, посадят в тюрьму?.. Или я уже в тюрьме, иначе б Катька должна быть где-то рядом… Вопросы переполняли голову и уже не могли поместиться в пугающей темноте незнания. Осторожно открыв глаза, Даша увидела больничную палату. Рядом сидела мать и задумчиво смотрела в окно. Видение было, и успокаивающим, и пугающим, одновременно.

– Мам, я больше никогда так не буду, – прошептала Даша. Детские слова почему-то вспомнились ей раньше всех взрослых, именуемых доводами и аргументами.

Мать повернула голову и вдруг улыбнулась.

– Доченька, – она осторожно погладила ее по голове, но сквозь бинты Даша этого не почувствовала, а только увидела, – все будет хорошо…

– Не ругайся, пожалуйста, что я такая дура, – Даша смотрела на мать и со страхом ждала, когда сон растает, ведь после случившегося, такой доброй она могла быть только во сне.

– Я на тебя и не ругаюсь.

– Правда? – Даша хотела поднять руку, но помешала боль.