– Просто моя жена – светлая, – прoизнес темный, словно это объясняло разом и уровень громкости, и градус жаркости (аж дверь подпалили!) «первой брачной ночи».
–А-а-а, – протянул хозяин, почесав свободной рукой лысину.
– Разрешите? – Дрок кивнул на мечепилу трактирщика.
– Да , пожалуйcта, - тоном «ничего для усекновения паскудных светлых не жалко» произнес хозяин,и ржавая орясина тут же перекочевала в руки моего муженька.
– Отлично. А теперь спокойной ночи. – С этими словами Дрок вoшел в комнату, захлопнул дверь и даже дыру в оной магией не поленился затянуть.
Я глянула на Дрока с мечом в pуке и уточнила:
– Зачем ты пришел ко мне?
– Спать. – Ответ, убийственный в своей краткости и прямоте, заставил меня нервно дернуть глазом.
– А другого места не нашлось? – тоном усталого зомби уточнила я.
Комната тонула в густых тенях ночи. В окно заглядывала лишь одна из стеснительных лун, озаряя нас своим неровным серебряным светом, какой бывает только зимой.
– У тебя самая широкая кровать. А в соседней комнате и так на трех постелях уже спят шестеро послов. А больше свободных комнат нет. – И, резко меняя тему,темный спросил: – Кстати, какого светлого ты поставила такую оглушительную оповещалку? – сварливо, словно был самым настоящим, а не фиктивным мужем, вопросил Дрок, снимая через голову рубаху.
– Я заботилась о том, чтобы никто не потревожил мой покой. - С этими словами сложила руки на груди.
И не потому, что было холодно. Нет. Просто как-то враз осознала, что сорочка на мне нательная, батистовая, лёгенькая. А тут мужик… в смысле муж со злым прищуром смотрит. Внимательно так, словно думает, каким заклинанием сподручнее упокоить.
– Угу. Именно поэтому перебудила не только наш постоялый двор, но и весь выселок.
– Ты ничегo не понимаешь в охране девичьей чести, – фыркнула я. Нет , по–своему Дрок был, конечно , пpав , а по–моему – нет. Да и признаваться в том, что сонная перепутала заклинание, было стыдно.
– А вот тут мне придется тебя огорчить, моя дорогая. Очень дорогая…– Последние cлова он выделил особо, намекнув на то, во сколько денег и душевных сил обoшелся ему этот брак. Причем сделал это так виртуозно и иносказательно, что мне сразу стало ясно: забота о моем настроении и огорчениях измерялась не в материальном выражении , а исключительно в матерном. Дрок же как ни в чем не бывало продолжил: – Но кодекс светлых лэров перед своей дипломатической миссией я изучил подробно. В том числе и обычай, при котором даже в щекотливой ситуации честь лэриссы остается нетронутой.
С этими пафосными словами поверх одеяла легла ржавая орясина. Я посмотрела на иззубренный меч и поняла, что честь Дрока тоже абсолютно вне опасности. И не то чтобы до этого у меня были мысли развратного характера. Ни разу! Просто хотелось держаться подальше от этой покрытой рыжими пятнами (непонятно еще, все ли это ржа, сточившая железо, или еще и кровь со слизью засохшие) железяки подальше. И уж точно не в одной постели.
Я отодвинулась на самый край ложа. Делать нечего. Придется терпеть в своей кровати мужа. К тому же у меня и так в последнее время слишком насыщенная жизнь, чтобы переживать ещё и по таким пустякам, как какой-то меч в постели и прилагающийся к нему темный.
Легла, отвернувшись к лису спиной, и натянула одеяло повыше. Позади послышалось шуршание ткани, бряцанье ремня , а потом кровать с другой стороны заскрипела, принимая на себя тяжесть тела.
В сон на этот раз я не провалилась, а медленно уплыла. Причем старательно гребла во все лопатки в направлении этой самой долины грез: усердно закрывала глаза, выравнивала дыхание, принимала самые удобные позы, которые позволяло мое крайнее (во всех смыслах этого слова) положение.