Чёрное Солнце Таши Лунпо

- Могли бы вы сделать это? Время назначено на шесть вечера, в отеле «Империал», где живет Фолькер. Его номер...

Хилльгрубер копался на своем безнадежно заваленном бумагами письменном столе. Наконец, он с торжествующим видом держал листок в руке.

- А, вот: номер комнаты 1717. Легко запомнить.

- Все ясно. Мы еще успеем вставить историю в вечерний выпуск?

- Если вы поторопитесь. Я позабочусь о том, чтобы у нас в утреннем выпуске был такой себе заполняющий материал, который может потом вылететь оттуда и уступить место вашей работе. Если вы не успеете, тогда как раз завтра. У нас эксклюзивное интервью, так что это не слишком срочно.

Вайгерт собрался уходить. Когда он был у двери, услышал за собой голос Хилльгрубера.

- Вы плохо себя чувствуете, господин Вайгерт? Вы выглядите немного уставшим.

Когда Вайгерт обернулся, он увидел, что Хилльгрубер улыбался.

- Вы сегодня уже третий человек, который об этом беспокоится. Вероятно, мне нужно посетить пластического хирурга.

- Смогут ли дамы нашей газеты оценить это? Шутки в сторону, Вайгерт, вероятно, вы могли бы завязать галстук, когда пойдете к президенту Еврофеда. Иначе шеф снова будет меня доставать.

Вена, 18 ноября

Пока Ганс Вайгерт рылся в глубинах своего письменного стола в поисках галстука, Бернхард Фолькер как раз повязывал свой. Он стоял в ванной своего гостиничного люкса. Всегда, когда он бывал в Вене, он обычно останавливался в «Империале». Там его уже знали, и торопились следовать его желаниям.

В конце концов, Фолькер был одним из самых важных людей Европы. Как президент Европейского центрального банка он был господином над ЭКЮ, который несколько лет назад заменил национальные европейские валюты. Теперь это первоначальное искусственное творение было самой сильной валютой мира, даже более важной, чем американский доллар. И потому от политики Еврофеда, как называли банк по аналогии с его американским образцом, зависело многое – государства, предприятия, люди, судьбы.

Власть маленького человека из Германии, голова которого была лишь очень скудно покрыта волосами, базировалась не на реальной стоимости, а исключительно на искусственном производстве, которое как вуаль – подобно паутине – было наброшено на экономику современности: на деньгах. Все запутывалось в этой сети. Это был фокус жизни и стремлений, мотор современного общества. И Бернхард Фолькер был машинистом.

Опытными пальцами он обвивал концы галстука друг вокруг друга, чтобы связать их в узел. В зеркале он критически рассматривал результат. Он был перфекционистом до детали. Он не простил бы себе плохо сидящего узла галстука.

Короткий взгляд на «Сантос» от «Картье» на его запястье сказал ему, что по-степенно подходило время: уже одиннадцать минут двенадцатого. Через три четверти часа он встречался с австрийским министром финансов. Он ненавидел этого маленького казначея провинции, который не хотел понимать, что валютная политика Европы делалась в Люксембурге, там, где размещалось правление Еврофеда. У этих австрийцев всегда были какие-то жалобы и особые желания. Не могли ли они просто подчиняться? Слишком уж они все еще мыслили в категориях национального государства. Все же, эти категории давно стали устаревшими. В Австрии как раз часы всегда немного отставали. Таково было мнение Фолькера, и сегодня он дал бы это почувствовать тому, кто его здесь принимал.

Он вышел из ванной в одну из двух жилых комнат «люкса». Там его уже ждали оба телохранителя, как он поручил это им вечером раньше.

- Добрый день, господин президент.

Фолькер не ответил на их приветствие.

- Где Хельмштедт? Он же точно знает, как я ненавижу непунктуальность.