Закрыв и присоединив вторую укладку к первой, главный инспектор слегка отряхнул ладони и подошел к вешалке. Глядя на него, как-то нерешительно засобирался и Силантий, то и дело поглядывая на свое прошение, так и оставшееся лежать на столе у старшего смены. Ан нет, оно все же перекочевало со стола в нужные руки, а потом и во внутренний карман сюртука.
– Семен, чтобы морды лица у всех были целые. Проверю! А за чай благодарствую, весьма хорош.
Следуя за господином Долгиным на третий этаж управы, многодетный отец изо всех сил давил в себе предательскую робость. Для него и старший смены – уже высокое начальство. А уж к самому к его благородию!.. Как бы они не разгневались, что с такой мелочью от важных дел отрывают… Но все оказалось не так уж и плохо, как думалось, – вообще-то хозяин кабинета даже не обратил внимания на вошедших, занятый чтением бумаг.
– Александр Яковлевич, тут небольшой вопрос надо бы решить…
– Ну?
Положив листок с прошением прямо на важные (других на столе у владельца фабрики и быть не может) документы, главный инспектор отошел в сторону и присел на стул, оставив охранника в полном одиночестве. Его благородие прошение прочел, подписал и равнодушно отодвинул от себя. Но только Григорий Дмитрич потянулся за ставшей ОЧЕНЬ важной бумажкой, как ее опять пододвинули обратно, заодно заинтересовавшись просителем.
– Силантий Саблин?
– Так точно!
– Дед в Отечественную войну отличился?[27]
– Так точно, в драгунах был.
– А скажи мне, Силантий, почему у трех твоих сыновей и четырех дочек отчества с остальными не совпадают?
– Так… Ваше благородие, разрешите доложить? – Силантий привычно вытянулся по стойке смирно. – Дети – это брата моего, Луки. Он от холеры недавно умер, с женкой. А я их, значит, к себе. Вот.
Прошение в очередной раз проделало свой короткий путь по столу, в направлении самого просителя.
– Свободен.
– Благодарствую, ваше благородие!
Подождав, пока закроется дверь, князь едва слышно хмыкнул:
– Что-то он какой-то дикий. Недавно приняли?
– Полгода.
– Все поверить не может, в свое счастье? Понятно. А это что?
Перед фабрикантом легло еще одно прошение, автор которого в данный момент выслушивал про себя много нового и крайне неприятного.