И я его подведу к этому.
И без жалости и сочувствия.
— Никогда бы не подумала, что ты такой знаток собак.
— Вот представь себе.
Лиля молча переводит взгляд с меня на Матвея и обратно. Прячет руки в карманы куртки.
— Шкаф, Ада, — напряженно шепчет Матвей, — а то я сейчас околею.
— Точно, — мило улыбаюсь, торопливо поднимаюсь по ступеням и бегу на носочках к входной двери.
Прикладываю магнитный ключ к домофону, открываю дверь, и в подъезд решительно врывается Барон.
— Кажись, он тоже замерз, — Лиля бежит за ним.
Пропускаю вперед Матвея, но он останавливается передо мной и шепчет:
— Может, еще ремонт в эту ночь начнем?
— Обои мне в этой квартире не нравятся, — вздыхаю я, — но о таких планах надо хозяйку предупреждать, а она, наверное, спит.
— А я ведь пошутил.
— А я нет, — взгляда не отвожу.
Он поддается в мою сторону, и его губы в паре сантиметров от моих. Сердечко замирает, руки немеют, и коленки вот-вот подкосятся. Прям как в юности.
— А ты уже выбрала те обои, которые тебе нравятся? — выдыхает мне в губы, цепко прищурившись.
— Еще не успела… Но хочу что-то нейтральное и пастельных тонов. Может, оттенки сиреневого?
Говорим об обоях, а сердце учащает бег, будто мы устроили друг другу словесное соблазнение.
И какое между нами напряжение.
Даже в восемнадцать лет такого не было. Тонкая натянутая струна, которая может в любой момент лопнуть.