— ну я не совсем об этом…
А затем под дверью возмущенно ворчит Барон. Я аж хрюкаю от смеха в унитаз.
— Она надо мной насмехается. Ада!
— Да не ори ты! Соседей разбудишь!
А потом меня опять выворачивает наизнанку желчью, слизью и какими-то склизкими кусочками.
— Ада?
Я устало шмыгаю и тяжело дышу.
— Ада, тебе плохо?
— А ты как думаешь? — опять сплевываю и недовольно причмокиваю. — Нет, Матвей, я тут сижу и жизнью наслаждаюсь! Блин! И издаю я звуки радости и удовольствия!
— Чем тебе помочь?
— Подождать месяцев семь, — заправляю локон за ухо. — Но там другое удовольствие нас ждет.
Недоуменное молчание за дверью, и Лиля громко и многозначительно вздыхает, пытаясь донести до отца, что тот нещадно тупит.
— Семь месяцев?
— Па, ты серьезно?! — вскрикивает Лиля.
И Барон тоже возмущенно гавкает. Один раз, и замолкает.
— Мама беременна! — охает Лиля. — Ну, блин! Пап! Ну ты чего?! — делает паузу на пару секунд и шипит, — если ты сейчас еще вздумаешь спросить “от кого?”, то я тебе лапшу на голову надену, пап!
— От меня?
Отплевываюсь, встаю, полощу рот и через секунду открываю дверь.
Матвей стоит передо мной бледный, как лист бумаги, а глаза такие, будто он услышал, что нашу планету скоро захватят инопланетяне.
— Пап, — Лиля рядом с ним с чашкой кудрявой лапши приподнимает бровь. Переводит на меня взгляд. — Он не с нами.