Тайна распятия

22
18
20
22
24
26
28
30

Незнакомец усмехнулся.

— Нет-нет, твоя одежда надежно скрывает тело. Но ведь душу нельзя скрыть, она — открытая книга для тех, кто умеет ее читать…

Клаудиа не дала ему договорить.

— Как ты узнал обо всем? Ты угадываешь мысли других людей? Умеешь видеть то, что спрятано в их душах? Ты маг?

— О нет, я ни в коем случае не маг. На самом деле это вовсе не сложно. Ты тоже можешь научиться видеть истинные причины вещей, даже немного управлять ими, и уж точно — исцелиться. Просто нужно очистить свои мысли и чувства, укротить желания, но прежде всего — верить, открыть свою душу и верить.

— Во что мне верить? — в отчаянии вскричала Клаудиа. — В кого? Знаешь ли ты, сколько бессонных ночей я провела, умоляя богов о помощи, сколько жертвоприношений совершила в храмах, и все безрезультатно…

— Но ведь каждый человек волен выбирать сам, во что или в кого ему верить. Загляни в свою душу — разве есть там покой и умиротворение, которые дает страждущему истинная вера? Живет ли там любовь? Ты просишь о помощи безжизненных богов, изваянных в камне, и ждешь, что они вдохнут в твое тело жизнь? Так знай же, что Бог — един. И Он — Всевышний Творец, Отец наш небесный — Бог живой, Он с нами во все дни, здесь и сейчас, и если Он что-то захочет, Он просто говорит этому: «Будь!» — и оно происходит. Он един для всех, для него все равны — господа и слуги, иудеи и эллины, римляне и египтяне. И Он — Творец всего сущего — тебя любит. Все в Его благой воле, а любовь Его, дарованная нам, не имеет ни границ, ни преград, и все злато мира, и все искушения, и всякая власть земная — ничто перед ней. Помни об этом, верь в Него, говори с Ним, наполни свое сердце любовью к Нему, и тогда Он пребудет с тобою и в радости, и в печали.

Незнакомец на мгновение замолчал, затем взял ее руку в свои ладони и, глядя ей прямо в глаза, продолжил:

— И еще скажу я тебе, что вера — всему начало и по вере воздастся каждому, но движет миром та единственная сила, которая только и способна противостоять злу, — Любовь. Именно Любовь есть единственный высший закон жизни, и он не допускает никаких исключений, распространяясь и на нас самих, и на тех, кто нам дорог, и на тех, кто по неведению или даже по умыслу творит по отношению к нам зло, в том числе и на наших врагов. Вот скажи — принимаешь ли ты себя такой, какая ты есть? Любишь ли свое тело? Окружающий тебя мир? Своего мужа?

Клаудиа грустно покачала головой. «А ведь он прав… О себе никогда не смела и подумать; все помыслы были только о том, чтобы быть угодной — сначала родителям, потом мужу. Тело свое с некоторых пор просто ненавижу, как и Кейсарию, как и проклятую Иудею, как и Гая Понтия по прозвищу Пилат». — Ее передернуло от воспоминаний о том, как он приходил к ней по ночам, чтобы просто сбросить семя, будто выкинуть ненужную вещь. Ни любви, ни ласки не видела от мужа, обычная формальность, животный инстинкт. Как она еще зачала от него — непонятно. Видимо, от отвращения к нему и кожа покрылась коростой… Клаудиа настолько погрузилась в свои мысли, что и не заметила, как незнакомец, не отводя глаз, смотрит на нее с легкой улыбкой. Она поежилась. Чувство, что он проник в ее мысли, было настолько явным, что даже не требовало доказательств. Впрочем, он сам сказал:

— Вот видишь… Как же без любви к самой себе ты ждешь, что тело твое ответит взаимностью? Ведь именно любовь — это дарованная нам Всевышним благодать, которая соединяет все составляющие человеческого бытия таким образом, что они не подавляют, а взаимно дополняют друг друга, как отдельные части человеческого тела. И хотя у каждого из людей в земной жизни свой путь, однако, если глубоко заглянуть в их души, разве не любовь, без изъятий и ограничений, обозначена там как смысл всех устремлений? Нет ничего выше и важнее. Любить себя и любить окружающий мир — значит быть благодарной Всевышнему за то, что Он сотворил тебя такой, какая ты есть, и принимать те радости и испытания, которые Он ниспослал тебе в этой земной жизни, ибо непостижим и неведом человеку Его замысел.

Незнакомец встал и помог подняться Клаудии.

— Пойдем, тебе пора назад, в Кейсарию, — сказал он и добавил загадочно: — Пусть свершится то, что должно.

Они вернулись к коням, где Клаудию ждали ее спутники.

— Как звать тебя? — спросила Клаудиа на прощание. Она была слишком взволнована, чтобы говорить еще о чем-то.

— Меня зовут Иешуа, — ответил незнакомец и отпустил коня. — Иешуа из Назарета Галилейского. Прощай! Да пребудут с тобой любовь и вера!

* * *

— Кто ты и откуда? — Пилат равнодушно и с брезгливостью разглядывал оборванного арестанта, которого охрана втолкнула в зал суда. — Имеешь ли какое-либо гражданство? Бумаги какие-нибудь есть?

Высокий, худощавый, со спутанными русыми волосами, на которых запеклась кровь, с небольшой, некогда аккуратно подстриженной бородкой, арестант стоял перед Пилатом, слегка пошатываясь, со связанными сзади руками.

— Меня зовут Иешуа. Где и когда родился — точно не знаю, а вырос я в Назарете, в семье плотника. Это в Галилее, — ответил он красивым, хотя несколько охрипшим, очевидно, от жажды голосом.

— Ты иудей? Каким богам молишься?