– Работать над тобой, Степанов, и еще раз работать. Дословный перевод – красивые линии, используется в понимании как красивая фигура. А бедная русская женщина, живущая под гнетом царизма, думает: лается немчура немытая. Запомнит новое слово и соседке как выдаст: «Курва ты, Варвара!» – а та от изумления и заткнется. Так и прижилось словечко немецкое. А на самом деле – комплимент.
– Болтаешь много! Не люблю я этого.
– Теперь послушай меня внимательно. Если в твою дурную голову придет мысль, что со мной можно так разговаривать, – бейся об стенку, пока не выбьешь. За языком следи, а то вырву, ресницами хлопнуть не успеешь! – Ее глаза стали недобрыми. Суетившаяся по комнате и наводившая уют девушка сразу подобралась, чуть наклоненная вперед фигура и опущенные руки излучали угрозу.
– Не лезь, зашибу. – Тон Степанова был примирительным. Видно, драться со старшими по званию ему не хотелось.
– Ладно, раз просишь, пока не буду. Но кое-что покажу. В ладошки играть умеешь?
– А то.
– Ты бьешь первым. Правила помнишь? Мажешь по моей руке – ставишь свои. Потом я бью, пока не промажу. Чтобы не было совсем в одни ворота, сделаю тебе поблажку. Бью тебя по рукам пять раз, потом снова ты бьешь, пока не промахнешься, думаю, у тебя с первого раза получится. Еще одно поощрение тебе, Витя. За каждый раз, что ты мне по руке попадешь, любое твое желание исполню.
– Болтаешь много, клади ладошки.
Промахнулся он, как она и предсказывала, с первого раза. Пришлось класть свои ладони сверху ее. «Быстрая, ведьма! А ладони твердые, как дерево, бьет, дрянь злая, так, что руки немеют!» – подумал он.
– Пять. Пробуй теперь ты еще раз.
– Бей дальше, – угрюмо буркнул Степанов, бесполезно пытающийся вовремя отвести свои ладони от ее беспощадных ударов.
– Ты свое получишь. Бей давай, чтобы не думал, что случайно смазал.
После трех серий по пять ударов он в очередной раз попробовал попасть по ее неуловимым рукам, и ему это удалось. В азарте еще раз хлопнул, потом до него дошло – она и не пробует оторвать свои ладони от его рук.
– Твоя рабыня готова исполнить два любых желания, о, мой победитель! – Ее голубые глаза искрились весельем, она стала похожа на расшалившуюся девчонку. Он убрал руки, отошел и, нахмуренный, молча сел на кровать. Радость в ее глазах потухла. Стрельцова, ссутулившись, села рядом. – Все, что ты сейчас видишь, это просто сон, Степанов. Короткий, счастливый сон. Через три с половиной года нам будет стыдно, что мы его поганили из-за таких мелочей. Давай не будем этого делать, а?
– А что случится через три с половиной года?
– Мы все проснемся… и поймем, как были счастливы. И муж-обормот, и жена-стерва, и соседи, которых хочется застрелить из нагана, мы все поймем, как мелко все, что мы делали друг другу, и как нам было хорошо… но будет поздно…
– Почему?
– По кочану… давай я тебе лучше стихи почитаю, вспомнились вдруг. Хорошие стихи…
Ее глаза подозрительно заблестели.
– Ты, это, не реви. Идем лучше в твою ванную. И это, не болтай так много, хорошо?