С преградой дверного проема он боролся уже в полузабытьи — гипоксия[10] начала брать свое. Организм хотел дышать и ни на что другое не соглашался: еще чуть-чуть — и дело дойдет до конвульсий. Второй контейнер, увы, оказался не легче (по субъективным ощущениям, даже тяжелее), а силы были уже не те: Макс — парень здоровый, но у каждого есть свой предел. Протащил ящик под препятствием скорее на автомате, чем сознательно: удушье не позволяло думать здраво. Но остатков разума хватило, чтобы понять главное — дело сделано. Груз вырвался из рук — пошел наверх, вслед за первым. Пора и самому туда же.
Мозг уже не просто работал вполсилы — начались серьезные сбои. Макс начисто позабыл про первоначальный план пойти наверх, перебирая руками по канату вертикально опущенного второго якоря. В плане расхода кислорода этот способ гораздо экономнее, чем работа ластами. Увы — как он и опасался, дезориентация взяла свое и пришлось идти трудным путем.
Он больше не мог подавлять рефлексов паникующего тела — не берег сил, со всей дури молотил руками и ногами, отчаянно прорываясь наверх. К воздуху, к жизни. Но этого было мало — если на дно он летел камнем, то к поверхности возвращался со скоростью улитки. Почти все, чему учился годами, теперь забыто: мышцы работают несинхронно, сжигая последние крохи кислорода на бесполезные рывки.
Над головой промелькнула длинная темная тень. Просто крупная рыба или Анфиса вернулась? Возможно, и зубастая — Макс ее уже не боялся и вообще не думал о подобных опасностях. Ему теперь не до разглядываний подводных красот и оценки угроз. Ничего не интересно: ни сияющий зонтик огромной, почти двухметровой медузы, ни стая мальков, похожая на серебристое облачко. Мозг, лишенный кислорода, не реагирует больше ни на что. Ему лишь одно нужно: гладь поверхности, до которой все еще очень далеко.
И тут Макс понял — он успеет. Не все так плохо, как казалось. У него еще остался кислород — ведь он чувствует себя прекрасно, если не обращать внимания на отдельные мелочи. Руки и ноги не слушаются, мышцы свинцом налились, но это, наверное, временно — ведь он прекрасно их чувствует, и знает, что если захочет всерьез, то они заработают. И дышать уже хочется не так остро — он легко справляется с рефлексами. У него получилось — он сделал это. Сейчас вынесется из воды и победно подмигнет товарищам, столпившимся у борта.
Он знал об опасности этих симптомов, но уже не понимал, что это конец. Тело, вырвавшееся из тисков давления, возвращалось к обычному состоянию. Грудная клетка распрямлялась, легкие увеличивались в объеме, следовательно, концентрация кислорода в них падала. Если на дне они снабжали им ткани и органы, то теперь — наоборот, начали вытягивать отданное назад. Процесс этот развивался стремительно, лавинообразно — его усиливал каждый отвоеванный у бездны метр. Именно из-за этого коварного явления наиболее опасен последний этап, когда до поверхности рукой подать, где давление приближается к привычному. И парадокс — из-за него же упрощается погружение, особенно при серьезных глубинах.
Легкие стремительно высасывали из тела последние крохи животворного газа. Остановить или как-нибудь замедлить это было невозможно. Да и некому: мозг такой же орган, как и другие, — ему тоже нужен кислород. Так что Макс уже ничего не понимал.
Манящая морская гладь начала тускнеть — в глазах быстро темнело. Он уже почти не видел, куда рвется, путался в направлениях, пытался шевелить непослушными руками и ногами по инерции, а не осознанно.
Отказали лицевые и шейные мышцы — раскрылся рот, выпустив отработанный воздух. Горько-соленая жидкость хлынула в легкие и пищевод, но даже сейчас, на тонкой границе, отделяющей жизнь от смерти, уже не понимая, где верх, а где низ, он продолжал куда-то рваться. Впрочем, безуспешно — тело не слушалось. А затем Макс внезапно расслабился, позволив сгущающейся тьме делать свое дело.
Говорят, перед смертью в голове человека за один миг проносится вся жизнь, но Макс до полной победы темноты крошечным краешкам сознания упорно думал лишь об одном: вот будет весело, если оба контейнера окажутся полезными. Получится, что второй раз он рисковал зря.
А затем и эта мысль угасла — мозг, оставшийся без кислорода, выключился в одно мгновение. Макс уже не почувствовал прикосновения к плечу и последующего жесткого, грубого, до треска в корнях волос рывка. Он знал, на что идет, и с самого начала сомневался, что доберется до поверхности самостоятельно. С ним неизбежно случится то, что происходит с самоуверенными или увлекшимися ныряльщиками, которые отключаются на последних метрах или уже на поверхности. Так и произошло.
Никто, кроме него, не смог бы этого сделать, вот и пришлось пойти на невозможное. Он не самоубийца — не в одиночку отважился на такой риск. Теперь дело за другими — свою часть работы он выполнил.
Блэкаут не проходит без последствий даже в тех случаях, когда человеку незамедлительно оказали квалифицированную помощь. Слишком серьезная встряска для организма, к тому же некоторые органы реагируют на него совсем уж нехорошо. К примеру, нередко отмечаются случаи гибели фридайверов спустя несколько часов после происшествия. Они, отойдя от потрясения и решив, что все плохое уже осталось позади, врываются в бар, чтобы рассказать приятелям о пережитом приключении, и вдруг бац — у них стремительно развивается отек легких, и заказанное пиво остается нетронутым.
Шутить с большими глубинами не стоит — юмор у них жестокий.
А еще спасатели, даже опытные, могут серьезно навредить: особенно они любят ломать ребра в случаях непрямого массажа сердечной мышцы. После того как обломки костей протыкают жизненно важные органы, представители мужественной профессии оставляют тело в покое, снимают головные уборы и делают вид, что глубоко скорбят.
Так что десять раз хорошо подумайте, если вдруг захотите проверить, каково это — побывать в бездне.
Сознание возвращалось медленно, неритмичными толчками — то включится, то затухнет опять. Будто попытка завести автомобиль с подсевшим аккумулятором. При очередном прояснении Макс приоткрыл глаза и тут же их зажмурил — солнечный свет как ножом резанул. Опять потемнело, но из реальности уже не выпал — зацепился за краешек.
Реальность?! Он жив? Или бредит в агонии? А может, уже все — отмучился, душа простилась с телом, и…
— Макс! Ма-а-а-акс!
Нет, так настойчиво на том свете вряд ли станут домогаться. Не настолько он нагрешил, чтобы чертей всерьез перевозбудить. К тому же кричат хорошо знакомыми голосами. Он все еще в раю — в проклятом коралловом раю. Опять приоткрыл глаза — и в первый миг ничего не понял: мир трясется, перед глазами мелькают разнообразные картинки — бамбуковый настил палубы, свернутая циновка паруса, смутно знакомая перекошенная физиономия, ядовито-оранжевое пятно, выглядящее здесь как-то неуместно. Затем чье-то бедро упирается в грудь, голова расслабленно свешивается, по спине увесисто шлепают.