– Не вижу причин, почему бы это было невозможным, – охотно согласился я. – Однако если выяснится, что мы ошиблись, и он непричастен к интересующим нас событиям, то мы будем вынуждены отпустить его с извинениями.
– Вы же сказали, что у него шансов нет? – поднял бровь Курт.
– Их и нет, – ответил я. – Но в жизни случаются и вещи, у которых нет никаких шансов случиться, и я не хочу связывать себя обещанием, которое я не смогу выполнить, пусть даже в таком невероятном случае. Словом, господин Курт, давайте договоримся так: если он замешан в известных событиях, в чём мы полностью уверены, то у вас будет возможность поговорить с ним без лишних свидетелей. Если же мы ошиблись, то мы его отпустим, и наша договорённость аннулируется.
– Не сказал бы, что я в восторге от вашего дополнения, – отметил Гессен, – но я понимаю ваши резоны. Договорились, но с условием, что наше участие во всём этом останется строго между нами.
– Обещаю вам, что мои люди будут молчать. Если до Воислава Владимирского и дойдёт информация о том, что вы допрашивали его резидента, то не от нас.
Гессен поморщился от моей прямоты, но ничего не сказал.
– Вот здесь мы нашего гостя и разместили, – радушно объявил Антон Кельмин, открывая передо мной дверь.
Комната с некрашеными бетонными стенами, бетонный же пол с водостоком, и железный стул в центре – номера у Кельмина определённо не пятизвёздочные, и с мебелью плоховато. Что поделать – специфика, так сказать, накладывает. Впрочем, присутствовала там и ещё кое-какая мебель – в углу стояли небольшой столик и стул для писца. Наше семейство шло в ногу со временем, поэтому на столе никакой бумаги не было, а стоял самописец – новомодное устройство для записи звука на монокристаллы кальцита. Кучка пока ещё прозрачных монокристаллических кубиков лежала наготове рядом с самописцем. С моей точки зрения, платить сорок пять гривен – практически половину цены недорогого самобега, – за обычный, по сути, диктофон было явным перебором, однако замечаний на этот счёт я делать не стал.
Прогресс в области звукозаписи в этом мире пошёл каким-то неправильным путём, впрочем, имелись и кое-какие преимущества у такого подхода. Например, воспроизведение с монокристалла создавало полностью объёмную звуковую сцену – звук воспроизводился именно из того места, откуда исходно шёл, и звуковая картина не нарушалась, даже если слушатель перемещался по комнате. Так что вполне возможно, что я сужу слишком поспешно – со временем цена таких устройств должна упасть до приемлемой. И не исключено, что когда-нибудь к звуку добавится объёмное изображение, и тогда наши три-дэ фильмы будут выглядеть в сравнении полнейшим убожеством. Собственно, они и сейчас выглядят убожеством по сравнению с визионом, но визион – это всё-таки технология не для дома. К тому же очень недешёвая – визионеры работают отнюдь не за веверицы.
Постоялец сидел на этом самом железном стуле – надёжно привязанный, чтобы не пропустить никаких услуг из набора «всё включено». Вид у него был не очень радостный.
– Господин, позвольте представить вам Мирона Зверева, – продолжил Кельмин, – скромного чиновника Приказа дел духовных.
– Странный выбор прикрытия, – слегка удивился я. – Зачем ему народное просвещение и работа с храмами? Я бы ещё понял, если бы он сидел где-нибудь поближе к военным подрядам или хотя бы промышленности. Да я, собственно, и думал, что он обретается где-то в Работном приказе, тамошние чернильницы как раз у Ивличей и мутят.
Зверев сидел молча, недружелюбно нас рассматривая.
– Вот пусть он нам сейчас всё это подробно и расскажет, – предложил Кельмин.
– Нет, Антон, – покачал я головой. – Сначала мы обязаны удостовериться, что это действительно наш клиент.
– Вы в этом сомневаетесь?
– Вообще-то не сомневаюсь, но у нас против него есть только свидетельства других людей. Они могут ошибаться или лгать, а стало быть, мы можем попасть в неприятную ситуацию, если вдруг он окажется невиновным.
– И каким образом мы можем в этом убедиться? – задумался Кельмин. – Я имею в виду, без применения средств, которых к невиновному применять не стоит.
– А я его просто спрошу. Уважаемый Мирон, сейчас я задам вам вопрос. Если ответом будет «нет», то на этом всё закончится. Мы компенсируем ваши неудобства и отпустим вас с извинениями. Отказ ответить будет трактоваться как «да». Итак, вопрос: вы причастны к похищению Киры Заяц?
Мирон поднял на меня глаза и твёрдо ответил: