А ведь и в самом деле, Борис Ярин её тоже по сути предал – сразу же отказался от неё, как только Ольга её выгнала. С отцом мне действительно не повезло – такими папашами не гордятся. Хорошо ещё, что он осознал ситуацию и от нашей семьи держится подальше, а то ведь я мог бы не выдержать и взять на душу грех.
– Тебе надо было к нам прийти, – заметила Алина. – Мы бы тебя приняли. Я ведь даже не знала, что у тебя так с Ольгой получилось. Узнала гораздо позже, когда у тебя уже немного жизнь наладилась.
– Да я после Хомских подумала, что если уж я родственникам не нужна, то кому-то другому и подавно.
– А мы тебе разве не родственники? – возмутилась Алина.
– Родственники, Лина, – улыбнулась мама. – Ни к чему опять об этом начинать – дело прошлое, да и кончилось всё хорошо. Кто знает, может мне как раз через это и надо было пройти, чтобы в конце концов возвыситься.
Алина только молча кивнула.
Постепенно общие посиделки с плюшками перешли в общение по интересам. Мама с Ленкой и Алиной довольно оживлённо обсуждали какой-то модный дамский роман, относительно которого мнения в обществе разделились и страсти кипели вовсю. А мы с Драганой в другом конце гостиной негромко говорили о своём.
– Знаешь, Гана, я вот до сих пор так и не понял, что у тебя там творится. То есть исполнителей определить не так сложно, но вот кто и зачем всё это затеял – совершенно непонятно. Кто-то, как паук, сидит в центре этой паутины и дёргает за ниточки. И ничего с этим неясно, ясно только, что это большая политика, раз уж даже князь Воислав Владимирский там отметился. И мне последнее время не даёт покоя вопрос: может ли такое быть, что ты всё это знала, и осознанно меня в это втянула?
– Нет, Кеннер, – категорически отказалась Драгана. – Клянусь, что у меня не было мысли тебя подставить. Я же понимаю, что после такого о хороших отношениях можно было бы забыть навсегда. На самом деле я даже близко не представляла масштаб проблем. В пересказе Горана это выглядело чем-то вроде мелкой аферы. Что кто-то потерял страх, решил, что я не заступлюсь за Горана, и собрался немного пограбить мастерскую.
– Очень хорошо, – кивнул я. – В общем-то, я и не думал, что ты сознательно меня подставила, но этот вопрос необходимо было прояснить.
– Но надо сказать, – продолжила Драгана, – я рада, что к тебе обратилась. Я бы точно это не распутала, а вот ты, я уверена, сможешь.
– Не будь слишком уверена, – поморщился я. – Я уже начинаю подозревать, что моих возможностей может и не хватить. Слишком серьёзные фигуры маячат где-то там, в тени, и я даже не представляю, как к ним подступиться. А ты ведь мне так ничего и не рассказала про текущие расклады. Например, что имеет против тебя Остромир Грек, глава Работного приказа? Да и в деле Мирона Зверева для меня осталось очень много неясного. Или взять хотя бы Горана Ивлич – я постепенно склоняюсь к мысли, что его роль в этой истории совсем не пассивная. Если говорить конкретно, я сильно сомневаюсь, что он такой наивный дурачок, чтобы поверить счетоводу, который рассказал ему какую-то глупую сказку о том, что можно просто не платить налоги, и ничего за это не будет. Или что он исключительно по глупости подписал кабальный договор с четвёртым механическим. Мы, кстати, нашли ещё один сомнительный подрядный договор, где мастерская заказывает упрочняющую алхимическую обработку деталей по пятикратной цене. Возможно, обнаружится ещё что-нибудь, мы пока далеко не закончили с проверкой документации. Я мог бы поверить в единичный случай неосторожности, но Горан, как хорошая свинья, отметился в каждой навозной куче.
Драгана покивала, напряжённо что-то прикидывая.
– И кстати говоря, я совершенно не понимаю твои отношения с прочими Ивличами. Кто тебе Горан, и почему он вообще управляет мастерской?
– Долгая история, – вздохнула Драгана.
– Мы торопимся?
– Нет, не торопимся, – улыбнулась она. – Ладно, раз уж ты так хочешь, слушай. Когда отец умер и оставил мне мастерскую, братья остались этим очень недовольны. Они знали, что мне мастерская не очень нужна, и считали, что она должна была отойти им. Мне она и в самом деле была не особо интересна, но у меня к тому времени уже был сын. Он неодарённый, и я считала, что он как раз и продолжит семейное дело. Если бы братья попробовали решить это миром, по-семейному, я бы дала им долю, я так с самого начала и собиралась сделать. Но они даже не попытались поговорить со мной, а вместо этого начали сочинять какие-то пакостные истории обо мне и взялись судиться. Не знаю, почему так выходит, но никто не обольёт тебя грязью сильнее, чем родственники. Может, у них в результате что-то и получилось бы, подошли они к делу очень серьёзно, но я как раз тогда взяла седьмой ранг и получила наследственное дворянство. Поэтому дело уже безусловно пошло в Суд дворянской чести, а там сидят не сутяги из Мещанского суда. Всё враньё сразу же вылезло наружу. Я бы могла в отместку сделать братцев нищими, но пожалела. Они всё-таки мои братья, и пусть они повели себя как свиньи, но не уподобляться же им.
Драгана поморщилась – было заметно, что разговор о родственниках удовольствия ей не доставляет.
– Я им вместо этого стала отчислять небольшую долю с мастерской, но они никаких выводов так и не сделали. Всё так же исходили ядом и говорили, что я их обокрала. Из их семей я общалась только с Ладой, моей племянницей, дочерью Радоша, младшего. Она вышла замуж и с семьёй практически порвала. А её дочь, Милица, у меня с детства постоянно гостила – она мне хоть и двоюродная внучка, но всё равно что родная. Вот Милице большей частью отчисления с мастерской и идут.
– А Горан здесь при чём? – спросил я. – Почему ты племяннице с внучкой мастерскую не передала?