— Нет, — она с любопытством посмотрела на меня.
— Они так людей называют. Но не всяких, а только тех, кто является главным блюдом на празднике. И белых они находят особенно вкусными.
— Откуда ты это знаешь? — удивилась Драгана.
— Слухами земля полнится, — туманно ответил я. — В общем, повнимательнее там, они на самом деле людей едят.
— Хорошо, буду повнимательнее, — улыбнулась она. — Ещё я хочу попросить тебя присмотреть за моим домом и за моим имуществом.
— Никаких проблем, Гана. Я скажу Кире — свяжись с ней, когда тебе будет удобно, и передай документы и все инструкции. И ещё оставь распоряжения насчёт твоей доли в мастерской. Слушай, ты меня всё-таки здорово расстроила. Я как-то уже привык, что ты всегда рядом.
— Да мне тоже не по себе, прижилась здесь. Но знаешь — когда решилась уйти, сразу почувствовала себя, будто оковы сбросила. Давно надо было это сделать.
— В Осколки уйдёшь?
— Не знаю пока. Но может, и придётся — слишком уж сильно я с людьми связана.
— Да, сюрприз ты преподнесла ещё тот, — покрутил я головой. — А я-то надеялся на твой спецкурс походить.
Она лишь улыбнулась и виновато развела руками.
— Слушай, Гана, — вспомнил я, — мне давно один секрет покоя не даёт. Раз уж ты теперь вольная птица, может, просветишь меня? Кому принадлежит тот пласт ванадия в Рифеях, что Ренские подняли?
Драгана непонимающе посмотрела на меня.
— Почему он тебя заинтересовал?
— Мы ванадий постоянно покупаем, и он вечно в дефиците. И вот я выясняю, что Ренские подняли огромное количество ванадия наверх, но он непонятно кому принадлежит, и неизвестно куда девается. Покупать по-прежнему приходится у спекулянтов.
Драгана нахмурилась, и судя по ощущениям, уже готовилась отказаться отвечать, но внезапно настроение её изменилось.
— Ай, да что это я, — махнула она рукой. — Привыкла уже из всякой ерунды делать секреты. Но ты всё-таки имей в виду, что это и правда секрет. В общем, Ренских это ванадий.
— Анна Ренская в Рифейске сказала, что не их.
— Значит, она занимает в роде не такое уж высокое положение. Об этом только верхушка знает.
— И зачем такая секретность?