– Т ы в е д ь [Р е в о л ю ц и о н е р], д а, К а д з у к и - с а н?
Ахх, вот, значит, к чему она подбиралась.
– Т ы х о ч е ш ь, ч т о б ы я у б и л К о д а я К а м и у т и?
Когда я спросил ее в лоб, она промолчала.
– Но знаешь, убийство…
– …Даже я! – выкрикнула она, перебив меня. Я вздрогнул от неожиданности; она вновь потупилась от неловкости.
– Даже я… хотела бы этого избежать. Я не хочу такого решения, которое потребовало бы от нас кого-то убивать. Но есть ли другое? Есть ли другое решение, чтобы мне не пришлось пройти через это все второй раз и чтобы все остались живы? Или… ты серьезно хочешь сказать, что есть еще возможность его переубедить?
– Ну…
Такого я сказать не мог. Даже я знал, что переубедить его уже нереально.
Но достаточно ли этого, чтобы я лично приговорил его к смерти?
…Ни за что. Неважно, насколько непростительны его поступки, неважно, сколько существует резонов, оправдывающих его смерть, неважно, если все указывает на то, что это будет справедливо; как только я стану убийцей, моя жизнь опрокинется.
И я не смогу больше вернуться к своей повседневной жизни.
А значит, я не могу этого сделать.
Но хотя я не могу этого сделать –
– Н е п р е д а в а й м е н я.
Я,
я ждал этой возможности всегда. Я всегда ждал возможности исправить прошлое.
По правде сказать, я заметил еще тогда.
Я заметил, что отношение ко мне Наны Янаги было вызвано не только желанием, чтобы я ее утешил насчет Тодзи.
Конечно, она была безнадежна, но даже она понимала, что ее любовь к Тодзи – неправильная. Она хотела любить кого-то другого, любить как надо.