Зах бегло оглядел столы и прилавки. Вывеска каждый день кочевала с места на место, но всегда у кого-нибудь да была. Наконец он заметил, что она приклеена к столу со шляпами, за которым стоял тощий молодой человек с лицом цвета черного кофе и копной дредок, которые как змеи будто вырастали из макушки его черепа и, извиваясь, спускались до середины спины. Дредки были перевиты пурпурными, красными, желтыми и зелеными нитками — цвета Расты и Марди Гра. Этот джентльмен проходил под сладкозвучным именем Дугал Сен-Клер. Аккуратно отпечатанная благопристойная вывеска, приклеенная скотчем к краю его стола, гласила: ПОМОГИТЕ НАМ В БОРЬБЕ ПРОТИВ НАРКОТИКОВ! ЗАРАНЕЕ БЛАГОДАРНЫ ЗА ЛЮБОЕ ПОЖЕРТВОВАНИЕ.
— Захария! По-моему, тебе нужна шляпа, дружище!
Дугал замахал Заху, и лицо его расплылось в усмешке, такой же солнечной и укуренной, как и его родная Ямайка. Голос у него был глубокий и веселый, а акцент — будто темный сладкий сироп. Из беспорядочной кучи на столе Дугал выхватил широкополую черную шляпу. Это оказалась шляпа меноннитов, богато украшенная лентой из черной кожи и мелкими раковинами. К чести Дугала, он не попытался грубо насадить шляпу на голову Заху, а просто протягивал ему, пока Заху не пришлось взять ее. Зах повертел в руках шляпу, но не стал надевать ее. Здесь могут всучить все что угодно.
— На самом деле, — сказал он, — я хотел сделать небольшое пожертвование на правое дело.
— Во-во, друга. Нет проблема.
Дугал даже не протянул руку, а просто придвинул ее к краю стола, где она была доступна на случай, если кому-нибудь вздумается что-нибудь в нее сунуть. Вынув незаметно из кармана две двадцатки, Зах подсунул их под неподвижную ладонь. Темные глаза Дугала скользнули по руке, посчитав сумму в момент исчезновения денег. Запустив руку под стол, он извлек оттуда толстую брошюру, которую и протянул Заху: «Опасности марихуаны» — да уж, зомби из пропаганды в наши дни действительно превзошли самих себя по части воображения. Зах убрал брошюру в карман.
Отвинтив крышку термоса, Дугал щедро плеснул в пластиковый стаканчик дымящегося черного кофе. Насыщенный цикорием запах коснулся ноздрей Заха. Увидев, как он ежится, Дугал протянул ему стаканчик.
— Допивай, друга. Утром взял свежим из «Кафе дю Мон».
У Заха руки чесались взять стаканчик. Он знал, каким теплым и умиротворяющим будет этот стаканчик на ощупь, знал, как плавно прокатится по языку вкус медленно обжаренного кофе. К несчастью, он знал, и каковы будут последствия: как сердце у него забьется о грудную клетку, будто пленный зверь, как начнет точно губка высыхать мозг, как глазные яблоки станут словно гудеть и подрагивать в глазницах.
— Не могу больше пить кофе, — признался он. — Когда-то я его любил, но сейчас меня от него только трясет.
Тяжелые брови Дугала сошлись у переносицы в искреннем ужасе.
— Но у нас же почти самый лучший джава в мире! Только глотни — и он тебя живо поправит.
— Я даже бескофеиновый пить не могу, — печально отозвался Зах. — У меня слишком богатое воображение.
— Тебе двадцать?
— Девятнадцать.
— И ты перестал пить кофе…
— Когда мне было шестнадцать.
Дугал покачал головой. У лица его заколыхались слегка разлохматившиеся концы дредок.
— Во-во, тебе надо расслабиться. Если бы я не смог пить новоорлеанского кофе, я бы вносил пожертвований даже больше, чем ты.
— Так какой самый лучший?