— Да.
Ответ прозвучал совершенно серьезно. Так что Терри сходил на кухню за кофейником, а также за пакетом сахара и парой ложек. Тревор налил себе еще чашку, размешал в ней жалкие пол-ложки сахара — и то больше по обязанности — и разом выпил половину налитого. Терри сделал первый глоток.
— Я подумал, тебе стоит перекусить.
— Что это? — Тревор впервые обратил внимание на тарелку с сандвичами.
— Оливковое тесто и горчица на хлебе из цельного зерна.
— Оливковое тесто?
— Да, это что-то вроде местного фирменного блюда. Некоторое время назад Кинси решил устроить в «Тисе» вечер новоорлеанской кухни и подавать муффулетта, так? Но он не знал, как готовят итальянский оливковый салат. Поэтому он изготовил странные сандвичи из рулетов с вареной ветчиной, кусков пепперони и промоченных оливковым маслом крошек. На вкус получилось ужасно, но нам все-таки удалось их проглотить. С тех пор я вроде как полюбил их.
Взяв сандвич, Тревор осторожно откусил с самого краю и остался сидеть с невозмутимым видом — ему даже удалось не передернуться. Потом он, казалось, втянул в себя воздух, и все прошло. Он взял вторую половину сандвича и повторил процесс, потом налил себе еще чашку кофе.
— Хочешь, я сготовлю тебе еще кофейник джава?
— Не знаю. — Тревор поднял взгляд, и по лицу его скользнула непонятная тень. Как будто ему удалось расслабиться на несколько минут, чуть-чуть опустить забрало, а потом он внезапно вспомнил, что ему нужно совершить нечто ужасное. — Может, мне лучше пойти.
— Да все в порядке, приятель. Я никуда не спешу. В том и смысл держать собственное дело, знаешь: сам себе устанавливаешь рабочее время и хорошо платишь людям, и никто на тебя не орет, если ты чуть опоздаешь. {Или явишься чуть подкуренным.)
Зачерпывая ложкой молотый кофе из вакуумной упаковки, Терри размышлял над загадкой у себя в гостиной. В этом парнишке было что-то очень странное: он казался нервным и отчужденным и в то же время — ужасно одиноким. Как будто у него не было никаких навыков общения, как будто он пришелец из космоса, который много читал о людях и их привычках и обычаях, может, даже хотел бы узнать побольше, но только сейчас устанавливает первый контакт.
И кофе он заглатывает столько же, сколько колымага Терри машинного масла. Интересно, чего ради он бодрствует?
Одно ясно наверняка: Потерянная Миля обзавелась еще одним чудаком.
Тревор задержался ровно настолько, чтобы почти до дна выпить второй кофейник. Терри прикончил косяк и самым дружелюбным образом болтал обо всем на свете — о музыке, городке, даже о комиксах, как только выяснил, что Тревор их рисует. Тревор обычно об этом не говорил, но Терри задал столько вопросов, что на некоторые пришлось ответить.
По крайней мере Терри не помянул Бобби Мак-Ги, но, с другой стороны, «Птичья страна», вероятно, была не в его вкусе. Вполне предсказуемо, он любил «Потрясающих братьев-придурков». Но, как правило, те комиксы, что ему нравились, были о парнях в плащах и длинном нижнем белье, которые били ребят в черном. (Тут повисло неловкое молчание; потом Тревор, не в силах что-либо с собой поделать, пробормотал «ненавижу это дерьмо». Терри только пожал плечами.)
Терри казался человеком добрым, и все же Тревор не мог отделаться от мысли, что его тайком изучают, словно трехголовое чудовище на ярмарке уродов. Мало где он вызывал такое же любопытство, такой же интерес, как здесь. Как будто люди чувствовали, что он местный или почти что местный.
Наконец Терри встал и потянулся. Тревор заметил краешек голого живота под футболкой: кожа слегка загорелая, с мельчайшим намеком на растущую жировую складку и тонкой линией светло-русых волос, исчезающих под ремнем джинсов.
— Думаю, пора двигаться. Тебя куда-нибудь подвезти?
— На Дорогу Скрипок.