Есть! Вошел, и с привилегиями полного пользователя! В голове Заха полагалось бы греметь колоколам и одобрительному свисту. Но он вовсе не чувствовал торжества, какое испытывал обычно, взломав систему. Он вспомнил, что Тревор — больше чем просто система, что он человек, а люди — существа, склонные к насилию, и молоток — еще в пределах досягаемости.
К тому же потрясение на лице Тревора и потеря голоса казались настолько искренними, что Заху и впрямь стало его немного жаль. Он был потрясающе красив, за безумием, светящимся в его глазах, виделся острый ум. Интересно, что толкнуло его к молотку?
— Ты единственный, кто пытался убить меня, а потом принес извинения, — сказал Зах. — Так что, думаю, извинения приняты
Не промелькнуло ли на лице Тревора подобие улыбки? Улыбка исчезла прежде, чем Зах успел ее заметить.
— Сколько еще человек пытались тебя убить?
— Двое.
— Кто они были?
— Мои родители.
Глаза Тревора расширились, стали еще светлее. А потом вдруг заблестели слезами. Пара слезинок скатилась с век, прежде чем он успел остановить их, — огромные, похожие на кристаллы слезы боли
Иногда по чистой случайности ты натыкаешься на пароль — один пароль из миллиона, неугадываемую последовательность кода, иглу в программном стоге сена. Иногда тебе просто везет.
— Я все могу объяснить, — сказал Тревор.
От мысли о том, что он едва не совершил, у Тревора кружилась голова. Дом вращался вокруг него; пол грозил накрениться, разверзнуться у него под ногами.
Он не помнил, о чем думал, когда схватил Заха за запястье. Он не был даже уверен, что вообще думал; разум его был пуст, как комнаты дома, и это пугало его больше, чем все остальное.
— Я все могу объяснить, — сказал он, хотя и сомневался, что и вправду может. И еще более сомневался в том, что Зах захочет это выслушивать.
Но Зах только пожал плечами:
— Конечно, если хочешь об этом поговорить. Со мной ничего не случилось. Так что ничего страшного, забудь.
Тревор глядел на него в упор. Зах явно пытался улыбнуться, но в полумраке лицо его было ужасно бледным. И в глазах было еще слишком много белого. Даже руки у него дрожали. Тревор подумал, какую угрозу Зах сочтет «страшной».
— Я хочу об этом поговорить, — сказал, он. — Пойдем па улицу.
Они вышли на задний двор и присели под поблескивающей от дождя кроной ивы. Листва была такой густой, что здесь, внизу, было почти сухо, хотя время от времени их обдавало каскадом капель. Тревор был по-прежнему без рубашки, капли дождя усеивали его плечи, сбегали по груди и спине, оставляя в грязи светлые дорожки.
Зах пристально наблюдал за Тревором, ожидая, что тот скажет. На свету Тревор увидел, что глаза у Заха удивительного оттенка зеленого, большие и слегка раскосые. Лицо у него было тонкокостное, с резкими чертами, от буйных всклокоченных волос и круглых очков в черной оправе ложились любопытные тени. Тревор сообразил, кого напоминает ему Зах: его портрет Уолтера Брауна, певца, которого арестовали вместе с Птицей в Джексоне, штат Миссисипи. Певца, лицо которого Тревору пришлось выдумать, поскольку он никогда не видел фотографии. Сходство не было полным, но достаточно сильным, чтобы рядом с Захом ему стало спокойно. Это было лицо, которое он знал, лицо, которое радовало его глаз.
ebooksa