– Как и я, – произнес он.
– Да… но вы не истинный рыцарь, сир Меррин.
Тут Сандор Клигейн расхохотался бы, Санса знала это. Другой обругал бы ее, велел умолкнуть, наконец, попросил бы прощения. Но сир Меррин Трант не сделал ничего. Он просто не обратил на нее внимания.
На балконе не было никого, кроме Сансы; она стояла, склонив голову, пытаясь сдержать слезы, пока внизу Джоффри сидел на своем Железном троне и вершил то, что ему нравилось называть правосудием. В девяти случаях из десяти вопросы не были ему интересны, их решения он предоставлял своему совету и только ерзал на престоле, пока лорд Бэйлиш, великий мэйстер Пицель и королева Серсея разбирали дело. Но когда он выносил решения сам, никто, даже королева-мать, не мог заставить его изменить мнение.
Перед Джоффри поставили вора, и он приказал сиру Илину отрубить ему руку, прямо здесь, при дворе. Еще были два рыцаря, поспорившие из-за каких-то земель; Джоффри приказал, чтобы утром они сразились за право владения ими и добавил:
– До
Женщина, пав на колени, просила у него голову человека, казненного за измену; она сказала, что любила его и хотела похоронить подобающим образом.
– Если ты любила предателя, значит, и ты предательница, – решил Джоффри. Двое золотых плащей утащили ее в темницу.
Лягушачья физиономия лорда Слинта маячила в конце стола совета; новоявленный лорд был облачен в черный бархатный дублет, блестящий плащ с капюшоном из золотой парчи и сопровождал одобрительным кивком каждый приговор короля. Санса с ненавистью глядела на его уродливую рожу, вспоминая, как он бросил ее отца на землю, чтобы сир Илин отрубил ему голову. Ей хотелось самой ударить его, хотелось, чтобы какой-нибудь герой бросил
– Жизнь – не песня, моя милая, – сказал он тогда. – Однажды ты это узнаешь, к собственной скорби.
«В жизни побеждают чудовища», – напомнила она себе и теперь услышала уже голос Пса, холодный скрежет металла о камень. «Пожалей себя, девочка, и дай ему то, что он хочет»
Последним было дело пухлого певца из таверны, которого обвиняли в том, что он сложил песню, высмеивающую покойного короля Роберта. Джофф приказал принести его арфу и велел певцу спеть для придворных. Тот плакал, клялся, что никогда не будет петь эту песню, но король настоял. Это была в своем роде забавная песенка о схватке Роберта со свиньей. Свиньей назывался вепрь, убивший его. Санса знала это, но в некоторых куплетах речь будто бы шла о королеве. Когда песня закончилась, Джоффри объявил, что он решил проявить милосердие. Певец может сохранить либо пальцы, либо язык. У него будет день на раздумья. Джанос Слинт кивнул.
Санса с облегчением поняла, что это последнее решение. Однако испытания не закончились. Когда герольд отпустил двор, она торопливо спустилась с балкона лишь для того, чтобы обнаружить ожидающего ее Джоффри у подножия витой лестницы. Его сопровождали Пес и сир Меррин.
Король критически осмотрел ее с ног до головы.
– Ты выглядишь намного лучше, чем прежде.
– Спасибо, ваша светлость, – ответила Санса. Пустые слова, однако же он кивнул и улыбнулся.
– Пойдем со мной, – повелел Джоффри, предлагая ей руку. И ей не оставалось ничего другого, как принять ее. Когда-то одно прикосновение привело бы ее в восторг, теперь по коже побежали мурашки.
– Скоро день моих именин, – сказал Джоффри, когда они вышли из задней части тронного зала. – Будет великий пир и подарки. Что ты собираешься подарить мне?
– Я… не думала об этом, милорд.
–