– Как вам угодно, кхалиси, – сказала старуха. – Пойдемте, я отведу вас к нему.
Дэни не знала, что настолько слаба. Сир Джорах обнял ее за плечи и помог встать.
– Это можно сделать и потом, моя принцесса, – сказал он негромко.
– Я увижу его сейчас, сир Джорах!
После мрака шатра свет снаружи показался ей ослепительным. Солнце проливало расплавленное золото на обожженную и бесплодную землю. Служанки ожидали Дэни с фруктами, вином и водой, а Чхого шагнул вперед, чтобы помочь сиру Джораху поддержать ее. Агго и Ракхаро стояли позади. Сверкающий под солнцем песок мешал ей смотреть, и Дэни подняла руку, прикрывая глаза. Она увидела кострище, несколько десятков лошадей, вяло бродивших по кругу в поисках травы, разбросанные неподалеку редкие шатры и постели. Небольшая группа детей собралась поглазеть на нее, чуть дальше занимались работой женщины, а изможденные старики усталыми глазами разглядывали блеклое синее небо, слабо отмахиваясь от кровавых мух. Она сумела насчитать сотню людей, не более. Там, где стояли остальные сорок тысяч, лишь, поднимая пыль, гулял ветер.
– Кхаласар Дрого ушел, – сказала она.
– Кхал, который не способен ехать на коне, больше не кхал, – ответил Чхого.
– Дотракийцы следуют только за сильным, – добавил сир Джорах. – Простите, принцесса, их нельзя было удержать. Первым уехал ко Поно, он назвал себя кхалом Поно, и многие последовали за ним. Чхако последовал его примеру. Остальные бежали тайно – ночь за ночью, большими и малыми группами. Теперь на месте прежнего кхаласара Дрого в Дотракийском море появилась дюжина новых кхаласаров.
– А с нами остались старые, – сказал Агго. – Испуганные, слабые и больные. И мы, поклявшиеся. Мы остаемся.
– Они увели стада кхала Дрого, кхалиси, – сказал Ракхаро, – нас было мало, и мы не смогли остановить их. Сильный вправе отбирать у слабого. Они увели с собой и рабов, твоих и кхала, но все же кое-кого оставили.
– А Ероих? – спросила Дэни, вспомнив то испуганное дитя, которое спасла у стен города ягнячьих людей.
– Ее взял Маго, теперь он кровный наездник кхала Чхако, – сказал Чхого. – Он брал ее так и эдак, а потом отдал своему кхалу, а Чхако отдал своим кровным. Их было шестеро. Закончив, они перерезали ей горло.
– Так было ей суждено, кхалиси, – сказал Агго.
– Жестокая судьба, – проговорила Дэни. – И все же не столь жестокая, как та, что ожидает Маго. Обещаю вам перед богами старыми и новыми, перед богами конного и ягнячьего народа, перед всяким живым богом. Клянусь в этом Матерью Гор и Чревом Мира. Перед тем, как я закончу с ними, Маго и ко Чхако будут умолять о таком милосердии, какое они показали Ероих.
Дотракийцы неуверенно переглянулись.
– Кхалиси, – принялась объяснять служанка Ирри, словно бы обращаясь к ребенку, – ко Чхако теперь кхал, он правит двадцатью тысячами всадников.
Она подняла голову.
– А я Дэйнерис Бурерожденная. Дэйнерис из дома Таргариенов, наследница Эйгона Завоевателя, Мэйгора Жестокого и старой Валирии. Я – дочь дракона и клянусь перед вами, что этим людям суждена жестокая смерть. А теперь проведите меня к кхалу Дрого.
Он лежал на голой ржавой земле, глядя на солнце. Дюжина кровавых мух ползала по его телу, но кхал не замечал их. Дэни отогнала насекомых и стала на колени возле мужа. Глаза Дрого были широко открыты, но он не видел ее, и Дэни сразу поняла, что кхал слеп. Она прошептала его имя, но он не услышал. Рана на груди зажила насколько возможно, на ее месте был ужасный серо-красный шрам.