— Благородные лорды и прекрасные дамы, нынче ночью я спою вам только одну песню. Это песня о Черноводной и о том, как было спасено королевство. — Медленно и зловеще забил барабан.
— «Черный лорд в черной башне своей черную думу лелеет», — начал Галейон.
— «Душою он черен и мрачен, как ворон», — пропел хор, и вступила флейта.
— «Черная злоба снедает его, черная ненависть зреет. Сказал он жене своей, ведьме: взойду я за братом на трон, и пусть мой племянник страшится: меч в сердце ему устремлен».
— «Он светел, и ясен, и ликом прекрасен», — пропел хор. К музыке присоединились арфа и скрипка.
— Если я когда-нибудь опять стану десницей, первым делом перевешаю всех певцов, — слишком громко сказал Тирион.
Леди Леонетта, его соседка, весело засмеялась, а сир Гарлан, перегнувшись через жену, сказал:
— Подвиг, даже невоспетый, остается подвигом.
— «Черный лорд собрал свое войско, и они роем злобных ос на корабли свои сели…»
— И Бесу оттяпали нос, — завершил Тирион.
— Вам бы самому певцом быть, милорд, — хихикнула леди Леонетта. — Вы рифмуете не хуже этого Галейона.
— Нет, миледи, — возразил ее муж. — Милорд Ланнистер создан, чтобы совершать подвиги, а не петь о них. Если бы не его цепь и его дикий огонь, враг переправился бы через реку. И если бы дикари Тириона не перебили разведчиков лорда Станниса, нам нипочем не удалось бы захватить его врасплох…
За эти слова Тирион остался глубоко благодарен Гарлану, и они помогли ему вынести нескончаемые вирши Галейона, воспевающего доблесть юного короля и его матери, золотой королевы.
— Она ничего такого не делала, — вырвалось вдруг у Сансы.
— Никогда не верьте тому, что поется в песнях, миледи. — Тирион, подозвав слугу, подставил ему свою пустую чашу.
За высокими окнами совсем уже стемнело, а Галейон все пел. В его песне было семьдесят семь куплетов, но казалось, что их целая тысяча — по одному на каждого гостя. В продолжение двадцати последних Тирион пил непрестанно, перебарывая желание заткнуть себе уши. Когда певец в конце концов стал раскланиваться, некоторые гости упились до того, что начали развлекаться по своему усмотрению. Великий мейстер Пицель задремал, проспав танцовщиц с Летних островов, которые кружились по залу в вихре ярких перьев и прозрачного шелка. Подали лосиные котлеты с начинкой из голубого сыра, и тут один из рыцарей лорда Рована пырнул ножом дорнийца. Золотые плащи вытащили из зала обоих — одного в тюрьму, другого к мейстеру Баллабару зашивать рану.
Тирион лениво ковырял свинину, приправленную корицей, гвоздикой, сахаром и миндальным молоком. В это время король Джоффри внезапно поднялся на ноги, хлопнул в ладоши и вскричал хмельным голосом:
— Впустить моих королевских бойцов!
Мой племянник набрался почище меня, подумал Тирион. Золотые плащи тем временем распахнули двери в дальнем конце зала, и через них въехали двое всадников — Тирион со своего места видел только верхушки их полосатых копий. Волна смеха сопровождала их продвижение по проходу. Не иначе как они сидят верхом на пони, подумал Тирион — и тут увидел их.
Это были двое карликов. Один ехал на большой серой собаке с длинными ногами и мощной пастью, другой — на громадной пятнистой свинье. Они покачивались в седлах, клацая раскрашенными деревянными доспехами. Щиты у них были больше их самих, и они с трудом удерживали в руках тяжелые копья. Один, весь в золоте, имел на щите черного оленя, другой, облаченный в серые и белые цвета, — волка. Такие же эмблемы несли на себе их скакуны.