Совок-4

Надо было что-то отвечать Татьяне, а отвечать было нечего. Но и молчать тоже никак не вариант. Пришлось, как обычно, импровизировать и нети околесицу.

— Здравствуй, Таня! Зря ты на меня так, не такой уж я и пропащий! — подпустил я обиды в голос, — Впрочем, может и права ты, душа моя! Всеми я брошен и позабытый! Полон грусти безнадежной, — на всякий случай выдал я слезливую строчку из какого-то вульгарного стишка.

Ответом мне было растерянное молчание. Пока Татьяна собиралась с мыслями, я продолжил.

— Вот и ты, Таня, очень бессердечно тогда со мной обошлась! Сначала на учебу свою уехала, а как вернулась, так и вовсе возгордилась! — горько вздохнул я. — А с другой-то стороны, оно и правильно! Кто я есть такой?! Простой милицейский участковый. А ты судья!

Не дождавшись от судьи Липатниковой никакой реакции, кроме громкого прерывистого дыхания, я завершил свою провокацию беспроигрышным приемом.

— Со всем я уже, Таня, смирился, осознав, что не пара я тебе. Но один лишь вопрос меня по-прежнему мучает и подолгу не дает мне уснуть, — я вздохнул и нерешительно замолчал.

— Какой вопрос? — после долгой паузы неуверенно произнесла Татьяна.

— Скажи мне, Таня, ты по-прежнему, всё так же божественно хороша?

Прерывистое дыхание сменилось тихими всхлипами. Я понял, что на какое-то время все потенциальные упрёки в свой адрес я отсрочил. Надо было теперь закреплять достигнутый результат и, хотя бы ненадолго удержать судью от здравого понимания происходящего. Иначе, едва успокоившись и придя в себя, моя бывшая судейская подруга вернется в состояние здравомыслия и раскусит все мои бессовестные манипуляции. И тогда она может не на шутку рассердиться. Единственное, что пришло мне в голову, так это попытаться надавить на ее жалость по отношению к себе убогому.

— А мне, Таня, опять голову расколотили! — доверительно сообщил я подруге своего донора, — Затылок вдребезги и мозги снова как опилки. Ничего я, Таня, опять не соображаю! Пойду вот домой, за выходные отлежусь хоть немного. До свидания, Таня! — не дав Липатниковой ничего сказать в ответ, я положил трубку.

С облегчением выдохнув, я закрыл дело газовщика Алёши в сейф и взглянув на часы, пошел в столовую. Загрузив поднос и отстояв небольшую очередь, направился к одиноко сидящему за столом Стасу Гриненко. Опер, не отвлекаясь на эмоции, машинально поглощал белки, жиры и углеводы.

— Здорово! — поставил я свой поднос на стол и уселся напротив оперативного сослуживца.

— Привет! — поднял на меня глаза Стас, — Говорят, ты на больничном?

— Был, — подтвердил я слухи, — Сегодня последний день, в понедельник выйду на службу, — Что тут у вас нового? — аккуратно закинул я удочку.

— Труп у нас новый! — поморщился Гриненко ковырнув котлету, — И ладно бы наш, местный! Так нет! Полковник из министерства, твою мать! Тот, что по наши души из Москвы приехал!

— Да ладно?! — поразился я услышанному, — Ох и повезло нашему райотделу! Огнестрел?

— Да нет, слава богу! — отмахнулся от такого моего предположения опер, — Сонными таблетками обкушамшись, этот полковник помер. Хоть в этом повезло! — облегченно вздохнул Гриненко и оживился, — А знаешь, где его обнаружили? Нипочем не догадаешься! У дома тетки Сивого! Помнишь, мы там обыск проводили?

— Помню. Как он там оказался, выяснили? — выразил я свой живой интерес оперу.

— Самому непонятно, слишком уж разные личности! Милицейский полковник из Москвы и Вирясов-Сивый, который полжизни в лагерях провел, — Гриненко пожал плечами.

— Слушай, Стас, ты же говорил, что по твоей информации имеет смысл еще раз у вирясовской тетки обыск провести? — напомнил я Гриненко, — А тут такой повод! Обшмонали?