Совок-4

Глава 14

Расставшись с Эльвирой на ноте ее, не столько женской, сколько прокурорской задумчивости, я продолжил свой путь в сторону элитного дачного массива «Мичуринец». Так как сезон сейчас не совсем подходящий, то въездные ворота вполне ожидаемо оказались закрытыми. Собак было не видно, но их лай выдавал их присутствие и вселял тревогу за сохранность джинсовых штанин. Вариантов, хоть как-то привлечь к себе внимание охраны было совсем немного и я, не особо стесняясь, принялся с короткими перерывами давить на сигнал.

Пожилой мужик, облаченный в милицейский бушлат со споротыми погонами и шевроном, появился минут через пять. Приоткрыв сетчатую воротину, он вышел за пределы оберегаемых владений и приблизился к машине. Очень надеясь, что в его присутствии собачки меня рвать не станут, я выбрался из салона наружу.

— Что хотели, молодой человек? — окинув сначала меня, а потом и автомобиль внимательным взглядом, спросил блюститель дачных угодий.

— Здравствуйте, уважаемый! — дружелюбно улыбнулся я, — Вот, приехал свой участок проведать, все ли в порядке. Хочу на следующие выходные гостей в баню пригласить!

Мужик с еще большим вниманием и, чего уж там, недоверием, оглядел меня.

— Что-то не видел я вас тут прежде, — почесал он гладко выбритый подбородок, — Дача-то ваша или родителей? Номер участка какой у вас?

Такой серьезный подход к сбережению в том числе и моей недвижимости, меня порадовал.

— Моя дача, совсем недавно её купил, — солидно и с достоинством поведал я вратарю, — У Петра Захаровича Герасина приобрел. А номер участка сто тридцать шестой. По Яблоневой.

Смотритель хоть и кивал понятливо, но доверия на его протокольном лице так и не прибавилось. И ворота открывать он тоже не кинулся. Поняв суть непонимания со стороны служивого, я полез в карман за членской книжкой дачного кооператива. Заодно достал и своё служебное удостоверение, справедливо посчитав, что это тот самый случай, когда конкретно этим самым маслом, здешней каше не навредить.

— Вон оно, как! — крякнул сторож, — Интересные пошли времена, если лейтенанты у полковников начали дачи выкупать! — еще пристрастнее осмотрел меня бдительный товарищ, возвращая документы, — Что ж, проезжайте! — и пошел открывать ворота.

До этого, здесь я был только раз. Однако дорогу к своей улице запомнил.

Замки я не менял, посчитав, что Петр Захарович по-босяцки обворовывать меня не решиться. Судя по тому, что в ответ на щелчок выключателя плафон в коридоре засветился, электричество на зиму в этом массиве не отключают. Оно и понятно! Контингент здесь такой квартирует, что оставить здешних дачников без света, пусть даже зимой, председателю кооператива будет себе дороже.

Прошелся по просторной кухне и по комнатам первого этажа. И убедился, что все в полном порядке. Мебель, жмот Герасин почти всю вывез, а вот телефон, из-за которого со мной приключился приступ гнева, забрать поостерегся. Подойдя к подоконнику, на котором сиротливо стоял простенький аппарат, я поднял трубку. Она исправно гудела в ухо. Меня это порадовало и дом с этой секунды уже не казался таким безнадежно пустым, и стылым. Ну да ладно, это всё лирика и пора было заняться делом. Я направился к лестнице, ведущей на второй этаж. Не задерживаясь там, полез по стационарно установленной лестнице на чердак. Туда, где Ильич так любил скрываться от Надежды Константиновны.

Упырь меня не подвел, как оставил я его закопанным в углу под слоем керамзита, так там же и нашел. Распаковывать двойной солдатский сидор я не стал. Хорошо знакомая тяжесть изделия и даже через многослойную упаковку выпирающий лысый разум злого гения, сомнений не оставлял — Ленин по-прежнему с нами!

Стараясь на пару с вождем не сверзиться кубарем по лестницам, я, кряхтя, спустился сначала на второй этаж, а потом, так же, не торопясь, со второго на первый. Домушка, доставшаяся в качестве репарации от начальника Ленинского РОВД, мне всё больше нравилась. Эта, явно излишняя для меня, не аграрного человека недвижимость, сейчас не казалась мне таким уж досадным обременением. И тяжкой платой за амбиции, и за желание отомстить. Пятнадцать соток пазьма, с подросшими поперёд дома ёлками, колхозно-плантаторскими просторами меня не угнетали. А добротный мансардный дом из благородного облицовочного кирпича своим купеческим достоинством и вовсе внушал уважение. Ничего вызывающе излишнего в данной собственности не наблюдалось. И в то же время, всё то, что нужно, здесь присутствовало. Включая просторную баню с раздельными раздевалкой, парной и помывочной. А еще гараж и хозпостройка. Сараем которую, язык назвать никак не поворачивался. И летний сортир на задах вместе с душевой под одной крышей, тоже присутствовали. Несмотря на наличие всех удобств в доме. И все это было выполнено одним цветом и из одного камня. Похоже, что генетически, советский милицейский подполковник Герасин, произошел от кулаческих праотцов. Слишком уж добротно здесь всё было обустроено.

Поместив могильщика Российской империи на пол у заднего сиденья, я закрыл дом и ворота. За пределы кооператива меня выпустили уже без лишних формальностей. До дома добрался без приключений, а добравшись, в очередной раз порадовался наличию лифта. Полтора пуда даже от машины до подъезда нести было затруднительно.

Зайдя домой и разоблачившись, сразу, в обнимку с основоположником двинулся на кухню. Включил духовку и пошел переодеваться в старое ментовское шматьё. Хорошо хоть, что на обмундирование родина не скупится. Пока грелась духовка, намешал бронзового порошка с лаком. Выставив революционного авантюриста на противень и заранее смирившись с утратой оного, начал наносить бронзовую «сметану» на плешь величайшего из великих. Главным было не допустить потёков. Я очень старался. Потому что, уж больно строгие критики-экзаменаторы предполагались мною в самом ближайшем будущем. И мне нужна была от них только отличная оценка. Поскольку, даже при четырёх баллах от линейных ментов и таможни, расстрельная статья, которая в УК РСФСР была указана за номером восемьдесят восемь, превращалась для меня в убийственную реальность.

Очень критично осмотрев и без того несимпатичного мне людоеда, своим малярным творчеством я остался удовлетворенным. Из отрытой духовки пахнуло жаром. Взяв перекосившийся от тяжести противень через полотенце, и чувствуя себя старой злобной женщиной из русской народной сказки, я отправил недоброго молодца в зев раскаленной печи. И сразу же понял, что поспешил. Чтобы насмешенных людей из числа соседей было как можно меньше, кинулся открывать окно. А распахнув его настежь, побежал открывать балкон, чтобы добиться сквозняка. Дым, поваливший из духовки, был и едким, и непроглядным. Хорошо еще, что на улице уже было достаточно темно и при погашенном на кухне освещении, эффект дыммашины был смазан до терпимого.

Уже через несколько минут духовка перестала источать дымовуху. По прошлому опыту покраски серебрянкой двигателей, я еще минут сорок не выключал духовку и терзал огнем Владимира Ильича. Все-же лак на работающем движке выгорал быстрее. Оставив открытыми кухонное окно и балкон, я ушел греться в спальню. Приняв душ, я, чтобы не околеть от холода, плотно закрыл дверь в единственную теплую комнату. Спать я лег с чувством глубочайшего удовлетворения. Всё, что я должен был сделать в плане подготовки к отъезду Лишневских, мной было выполнено. К очередному заграничному турне, драгоценный Ильич был готов.