Совок-4

Василий Петрович Дергачев подтвердил, что он в курсе случившегося форс-мажора и распорядился не дергаться, а дождаться завершения карантинных мероприятий. После чего велел передать трубку своему сотоварищу.

— С жильем мы вам поможем, отдыхайте! Твоя задача, лейтенант, утром, в обед и вечером звонить моему секретарю и справляться, как обстоят дела. Зовут её Зоя Викторовна и она предупреждена. Даст отмашку, забираете своего жулика и отбываете на родину. Понял? — я заверил подполковника, что понял.

Звягинцев по селектору вызвал некого Ярославцева и через пару минут в кабинет вошел парень, постарше меня лет на пять. Сдав ему меня с рук на руки, подполковник Звягинцев утратил ко мне всяческий интерес, удостоив на прощание кивком.

— Как жить хотите? За деньги в гостинице или в общаге бесплатно? — поинтересовался у нас мой тезка старлей Ярославцев.

— Бесплатно хотим! — опередил нас со Стасом экономный Пичкарёв. — А можно будет потом в гостинице квитанции взять? — сходу начал позорить нас этот сквалыга.

— Возьмём! — пообещал ему старший опер городского угла славного города Саратова. — Жить будете в общаге театрального училища. Там у четвертого курса сейчас преддипломная практика, так что комната для вас найдется. Только просьба, с девками поосторожнее, народ там творческий, легкоранимый. Хотя и раскрепощенный, — хохотнул коллега. — Главное, чтобы всё тихо и по согласию!

В ответ на крайнюю фразу местного товарища у Гриненко загорелись глаза, а Пичкарёв начал горячо заверять Ярославцева, что мы не такие.

Поселили нас в женском крыле второго этажа. Являлись ли проживавшие в доставшейся нам комнате студентки, недавно отбывшие на практику, раскрепощенными, неизвестно. Но, то, что они были неряхами, это мы заметили сразу. По неубранной комнате и вызывающе нестиранному нижнему бельишку, беспорядочно валявшемуся в шкафу. Получив у коменданта постельное бельё, мы застелили три койки из четырёх и отправились в ближайший гастроном. Размытое выражение «голодное Поволжье» обрело полнейшую осязаемость. Рыба хек и ливерная колбаса правили бал. Ну и пирамиды из банок с «Килькой в томате» на витринах. Хорошо еще, что перед отъездом я выгреб из своего холодильника в походный портфель кусок сыра и две палки копченой колбасы. Как чувствовал, что ближайшие три дня будут постными. К пачке масла, картошке и двум десяткам яиц мы прикупили две бутылки коньяка «КВ», который рядами свободно стоял на прилавке вино-водочного отдела. С тем и вернулись в своё временное прибежище. Казенные пельмени я отверг еще на стадии обсуждения. Сиськи-письки-хвост, залепленные в тесто, вызывали у меня презрение и брезгливость. Вместо них я позволил Стасу пять банок рыбной мелочи в томате. С варёной картошкой потянет. Похоже, что уличная слякоть и голодуха будут нашим уделом на ближайшие двое суток. Н-да…

Глава 24

В общагу мы уже заявились ближе к обеду. Если внизу у вахты кипела жизнь, то в коридоре второго этажа было пустынно. Кто-то отбыл на практику, а кто-то еще не вернулся из школы. Переодевшись в спортивные штаны и футболку, я пошел на общую кухню. Решил, что уж, если и убивать время, то делать это нужно рационально и с пользой для молодого растущего организма. Жевать хоть и вкусную, но жесткую копченую колбасу и даже запивая ее чаем, мне не улыбалось. В кастрюле, которую я нашел в комнате, я поставил варить картошку, а вот сковородки, для того, чтобы изготовить простейшую яичницу, там не было. Оставив на неторопливой электрической плите кастрюлю, я пошел в конец коридора, так как в моих ушах уже настойчиво плескалось. Именно там, в конце коридора, я и совершил досадную ошибку из-за элементарной своей невнимательности. Исходя из лучших физиологических побуждений, я, не тратя времени на отстраненные мысли, вошел в сортирное помещение. Быстро миновав предбанник с умывальными раковинами, я заскочил в секретную комнату.

Всё обошлось бы, будь там кроме невысоких перегородок еще и двери. Но дверей на мою беду не было. Даже в казарменных туалетах при отбывании обеих моих воинских повинностей, были отдельные кабинки с дверями. А в общаге будущих артисток никто и ничего друг от друга не скрывал. Может, отсюда и рождалась та творческая раскрепощенность, о которой недавно упомянул прикрепленный к нам старлей Ярославцев?

На двух из пяти, стоящих в ряд унитазах, как курицы на насестах, сидели и громко журчали две девицы. Не утратив инерции в сторону свободных рабочих мест, я все же немного растерялся. В первую очередь, от некоторой пикантности ситуации, в которую попал из-за глупейшей потери бдительности. Женское же крыло! Однако, жизненная мудрость немало пожившего и много чего повидавшего человека, своё взяла. Если я сейчас засмущавшись смалодушничаю, и заполошно кинусь назад, то эти глазастые журчалки смеяться будут уже надо мной. А никак не я над ними. Затем, следующие двое суток уже все без исключения жилички второго этажа будут безжалостно надо мной изгаляться. На кухню мне уже тогда не выйти. И по коридору тоже будет не пройти. А естественные надобности придется справлять в другом здании. Ровно поэтому, мимо замерших на фаянсовых вазах дам я прошел с невозмутимым лицом эталонного советского милиционера.

— Добрый день, барышни! — с достоинством лондонского денди, не поворачивая головы, поприветствовал я будущих мировых звезд театра и кино, направляя и свою струю в жерло первого от окна унитаза.

Справа, из-за перегородок сначала послышался шум, вызванный некоторой растерянностью и смятением писающих леди. А потом и возмущенный ропот. Похоже, что барышни уже спрыгнули с унитазов на пол и минимально приоделись согласно этикету и сложившейся ситуации.

— Ты охренел?! — в два голоса за моей спиной обрушился водопад праведного гнева и возмущения от будущих Ермоловых, — Это женский туалет! — вопили они, как резанные, уже полностью придя в себя, — И этаж это женский! Ты как сюда попал?! Ты, вообще, кто такой?

Излившись и по привычке встряхнув пару раз над унитазом своим свистком, я заправил его в стойло. И дернув за цепочку, без суеты повернулся к возмущенным студенткам.

— Я тот, дорогие мои, кого вы ждали всю свою жизнь! — в который уже раз доверительно сообщил я непреложную истину очередным скандалисткам, — И жить я теперь буду в двести седьмой комнате! Пошли уже руки мыть! — скомандовал я и первым направился к рукомойникам. — И не переживайте вы так, я уже два раза голых женщин видел, так что ничем вы меня не удивили и не напугали!

Мамзели с полуоткрытыми ртами так остались стоять при унитазах, забыв смыть из себя налитое в них.

— Наглый ты! — сообщила мне из-за спины брюнетка с раскосыми глазами и выпирающей из-под халата пышной запазухой, — Ты, правда, кто такой есть?

Повторяться с прежним пассажем я не стал и честно представился по всей форме. Скрывать, что я милиционер и, что нас трое, тоже не счел целесообразным. Всё равно узнают. Комендантша и кастелянша, выдававшая нам бельё, таиться не будут.