Батя сморщился, но сунул руку в мешок и, вытащив одного из голавлей, сунул в руки настырной бабе. Та рассыпалась в благодарностях и выскочила за дверь.
Когда дверь за ней закрылась, он с недоумением сказал:
— И ведь как узнает, что с рыбой мы сегодня? Вот в прошлый раз не поймали ничего, и этой профурой тут и не пахло.
— Ой, ладно, Паша, не обеднеешь ты от одной головы, помогать соседям надо, — наставительно сказала мама.
— Ага, обеднеть не обеднею, только она к нам как на работу сюда ходит, — уже спокойнее сказал Павел Александрович.
На этом беседа закончилась. Отец подхватил тяжелую тачку и отправился на колонку вместе с женой. А братьям осталось задание засолить всю рыбью мелочь и приготовить остальное к жарке. Они занимались этим на улице, и скоро около Мишки собралось несколько пареньков, которые о чем-то с ним шушукались. Когда они убежали дальше, по своим мальчишечьим делам, Мишка сказал:
— Вовка, слышь, ребята рассказали, что сегодня с утра почти всех парней с родителями домой отпустили. Оставили только Сашку Плесковского и Славку Свистунова, говорят, их судить будут. Ну и правильно, ишь чего придумали, в самого Сталина стрелять, — добавил он с ожесточением. — Если бы не Сталин, нас бы всех фашисты убили, а они сволочи, так им и надо, — завершил он свою краткую речь.
Его брат, в этот момент заливавший солевым раствором рыбу, согласно кивнул головой. Хотя, в отличие от Мишки, он так категорично не считал, ведь когда ребята вешали эту газету на стену, они не размышляли, кто там изображен, а просто думали, что это удобная мишень, и если бы у них был выбор, то, скорее всего, на стене висело другое изображение.
— Вовка, пойдешь сегодня на танцплощадку? — неожиданно спросил Мишка. — Ты ведь все время со Славкой туда ходил.
— Я что, на танцы ходил? — удивился тот.
— Конечно, ты этим летом все время с ним шлялся. Хотя пацаны говорили, что вы только рядом ошивались, а на саму площадку не заходили.
— Мишка, ты же знаешь, что я не помню ничего, ты все, что хочешь, сейчас можешь насочинять.
— И ничего я не сочиняю, — протянул тот обиженно. — Мне Жека рассказывал, что вы со Славкой только стояли и рты раскрывали.
— Понятно, — сказал Вовка, — не, Миха, на танцплощадку я не пойду, что-то нет желания.
— Конечно, я так и думал, — вздохнул младший, — с тех пор, как тебя молния треснула, ты здорово изменился. Мама тут папке сказала, что ты резко повзрослел и тебя просто не узнать. Когда поняла, что это ты розетку прикрутил, так бате сразу фитиль вставила. Она-то сначала думала, это батя постарался. Ну ладно, если ты не хочешь на танцы идти, может, пойдем к Кияновым, где на углу дрова лежат, вечером все там собираются, а ты гитару возьмешь.
«Конечно, — подумал старший брат, — хочет прильнуть к славе гитариста, и песни там придется петь соответствующие».
— Мишка, ты же сам только сказал, что все мои одноклассники на танцплощадку пойдут, так мне что, с мелкотой твоей сидеть?
— Вовка, ты знаешь, — неожиданно серьезно сказал Мишка, — после того, как ты Графа побил, ты у нас считаешься самым здоровым. Меня тут раньше Генка Чернов все подлавливал и колотил, если я вовремя не удеру. А когда про тебя узнал, начал за руку здороваться, все спрашивает, когда ты в софроновскую кодлу пойдешь. Вот было бы здорово! — добавил он мечтательно. — Меня бы тогда тоже зауважали.
— Забудь, — жестко ответил Вовка, — никаких кодл не будет, ты что, вором хочешь стать? Узнаю, что корешишься с такими обалдуями, сам, без бати тебе плюх навешаю.
— Да это я так, думаю просто, — поспешно ответил Мишка, — а все-таки здорово, — добавил он мечтательно, — вон Чернов так плюется, цикает на два метра, самокрутки курит и никого не боится, потому что кодла за ним, кепка у него тоже клевая, нам бы купили такие, а то все тюбетейки носим. А стрижка у него какая — полубокс, а нас-то в парикмахерской налысо стригут.