Атлант расправил плечи. Часть III

22
18
20
22
24
26
28
30

— На что вы рассчитываете? — спросил он; голос его стал негромким, монотонным, настойчивым.

— Вопрос только в том, чтобы выиграть время! — выкрикнул Моуч.

— Времени уже не осталось.

— Нам нужна только возможность! — на высоких тонах произнес Лоусон.

— Возможностей не осталось.

— Нужно только подождать, пока мы оправимся! — выкрикнул Холлоуэй.

— Пути для этого нет.

— Только подождать, пока наша политика начнет действовать! — прокричал доктор Феррис.

— Заставить действовать неразумное невозможно.

Ответа не последовало.

— Что вас может теперь спасти?

— О, вы сделаете что-нибудь! — громко сказал Джеймс Таггерт.

И тут — хотя это была всего-навсего фраза, которую он слышал всю жизнь, — Риарден услышал внутри оглушительный грохот, словно некая стальная дверь опустилась при нажиме на последнюю кнопку, маленькую цифру, завершившую поиск и открывшую хитроумный замок, принесшую ответ, объединяющий все части, вопросы и мучительные раны его жизни.

В минуту тишины после этого грохота Риардену показалось, что он слышит голос Франсиско, спокойно спрашивающего в бальной зале этого здания, однако этот вопрос звучал также здесь и сейчас: «Кто виновнее всех в этой комнате?» Он услышал свой прежний ответ: «Полагаю, Джеймс Таггерт?» — и голос Франсиско, говорящий без упрека: «Нет, мистер Риарден, не Джеймс Таггерт», но здесь, в этой комнате, и в эту минуту, разум его ответил: «Я».

Он проклял этих грабителей за их упрямую слепоту? Это он сделал возможным случившееся. С первого вымогательства, которое принял, с первой директивы, которой подчинился, он дал им причину верить, что реальность можно обманывать, что можно требовать иррационального, и кто-то как-то это устроит. Раз он принял Билль об уравнивании возможностей, Директиву 10-289, закон, что те, кто не обладали его способностью, имели право пользоваться ею, и те, кто не зарабатывают, должны получать прибыль, а он, зарабатывающий, — нести убытки, что те, кто не способны думать, должны командовать, а он, способный, должен подчиняться, то были ли они нелогичны в своей вере, что живут в иррациональной Вселенной? Это он устроил для них такую Вселенную.

Были они нелогичны в своей вере, что им нужно только желать, не задумываясь о возможности, а ему выполнять их желания все равно какими способами? Они, бессильные мистики, хотели избежать обязанности думать, зная, что он, рационалист, взял на себя обязанность служить их прихотям.

Они знали, что он дал им полную волю распоряжаться действительностью. Он не должен был спрашивать: «Зачем?» Они не должны были спрашивать: «Как?» Он дал им волю требовать, чтобы он отдавал им часть своего богатства, потом все, что он имеет, потом больше, чем имеет. Невозможно? Нет, он сделает что-нибудь!

Риарден не сознавал, что поднялся и стоит, глядя на Джеймса Таггерта, видя в бесформенности его лица ответ на все разорения, какие наблюдал многие годы.

— В чем дело, мистер Риарден? Что я такого сказал? — спросил Таггерт с нарастающим беспокойством, но он находился вне досягаемости его голоса.

Риарден мысленно видел течение лет, чудовищные вымогательства, невозможные требования, необъяснимые победы зла, нелепые планы и непонятные цели, провозглашаемые в книгах по туманной философии, отчаянное удивление их жертв, считавших, что какая-то сложная, злая мудрость движет уничтожающими мир силами. И все это держалось на таящемся за бегающими глазами победителей убеждении: «Он сделает что-нибудь… Мы вывернемся. Он даст нам такую возможность. Он сделает что-нибудь!.. Вы, бизнесмены, предсказывали, что мы исчезнем, но мы не исчезли…» «Это правда, — подумал он. — Они не были слепы к реальности, слеп был я, сам создавший эту реальность. Нет, они не сгинули, а кто сгинул? Сгинул, чтобы не оплачивать их способ выживания? Эллис Уайэтт… Кен Данаггер… Франсиско Д’Анкония».