Атлант расправил плечи. Часть III

Второй «народный управляющий», назначенный на завод, принадлежал к фракции Каффи Мейгса. Он носил кожаные гетры, смазывал волосы лосьоном, приезжал на работу с пистолетом в кобуре, рявкал, что дисциплина — его главная цель и что он ее добьется. Единственным понятным правилом дисциплины был запрет всяких вопросов.

После нескольких недель бурной деятельности страховых компаний, пожарных, карет «скорой помощи» из-за необъяснимой серии несчастных случаев «народный управляющий» однажды утром исчез, распродав темным дельцам из Европы и Латинской Америки почти все краны, конвейеры, запасы огнеупорного кирпича, аварийный электрогенератор и ковер из бывшего кабинета Риардена.

Никто не мог распутать клубок проблем в хаосе последующих нескольких дней. Вслух эти проблемы никогда не называли, стороны оставались непризнанными, но все знали, что кровавые столкновения между старыми и новыми рабочими не были доведены до такого неистовства пустяковыми причинами, с которых они начались. Ни охранники, ни полиция, ни национальная гвардия не могли поддерживать порядок в течение целого дня, и ни одна фракция не нашла кандидата, готового принять должность «народного управляющего».

Операции «Риарден Стил» 22 января были объявлены временно приостановленными.

Красноватый столб дыма в ту ночь поднялся благодаря шестидесятилетниму рабочему, поджегшему одну из построек и схваченному на месте преступления, когда он потрясенно смеялся, глядя на огонь.

— В отместку за Хэнка Риардена! — вызывающе крикнул он, по его потемневшему от доменного огня лицу катились слезы.

«Не давайте этому известию мучить его, — думала Дагни, лежа лицом на своем письменном столе, на газете, где краткая заметка сообщала о “временном” конце “Риарден Стил”, — не давайте этому известию причинять ему боль… — Перед глазами у нее стояло лицо Хэнка Риардена, наблюдающего, как на фоне неба движется кран с грузом зеленовато-голубых рельсов… — Не давайте этому известию причинить ему боль, — это была ни к кому не обращенная мольба в ее сознании: — Не позволяйте ему услышать об этом, не позволяйте узнать…»

Потом она увидела лицо другого человека с твердо смотрящими зелеными глазами, говорящего ей безжалостным из-за почтения к фактам голосом: «Узнавать придется… Вы будете узнавать о каждом крушении, о каждом остановившемся поезде… Никто не остается здесь, фальсифицируя реальность каким бы то ни было образом…»

Какое-то время она сидела неподвижно, безо всяких картин и звуков в сознании, лишь с необъяснимой громадной мукой в груди, пока не услышала знакомый крик, ставший наркотиком, убивающим все чувства, кроме способности действовать: «Мисс Таггерт, мы не знаем, что делать!» и Дагни очнулась, чтобы ответить.

«Народное государство Гватемала, — писали газеты 26 января, — отвергло просьбу Соединенных Штатов одолжить тысячи тонн стали».

В ночь на 3 февраля пилот вел самолет по обычному маршруту привычным еженедельным рейсом из Далласа в Нью-Йорк. Когда машина достигла темной пустоты за Филадельфией, в том месте, где огни «Риарден Стил» были его ориентиром, приветствием в ночном одиночестве, маяком живой земли, он увидел занесенное снегом пространство, мертвенно-белое, фосфоресцирующее в звездном свете, пространство с вершинами и кратерами, напоминающее поверхность Луны. Наутро он уволился с работы.

В морозные ночи над умирающими городами, тщетно ударяясь о безответные окна, глухие стены, поднимаясь над крышами неосвещенных зданий и напоминающими скелеты балками развалин, в пространстве раздавался призыв, летящий к неизменно движущимся звездам, к их холодному, мерцающему огню: «Слышите вы нас, Джон Голт? Слышите вы нас?»

— Мисс Таггерт, мы не знаем, что делать, — сказал мистер Томпсон; он вызвал ее для личного совещания в один из своих поспешных наездов в Нью-Йорк. — Мы готовы уступить, принять его условия, позволить ему принять руководство, но где он?

— Говорю вам в третий раз, — ответила Дагни, не выдавая ни голосом, ни лицом никаких чувств, — я не знаю, где. Почему вы решили, что мне это известно?

— Ну, я не знал, я должен был попытаться… Подумал, что на всякий случай… что, может, если у вас есть способ связаться с ним…

— Такого способа у меня нет.

— Видите ли, мы не можем объявить, даже на коротких волнах, что готовы сдаться. Люди могут услышать. Но если вы можете как-то связаться с ним, сообщить ему, что готовы уступить, отбросить свою политику, сделать все, что он нам скажет…

— Я сказала, что не могу.

— Если он согласится на совещание, просто на совещание, это ни к чему его не обяжет, так ведь? Мы готовы передать ему всю экономику, если только он скажет нам, когда, где, как. Если он даст нам как-то знать… если ответит… Почему он не отвечает?

— Вы слышали его речь.