— Вы непрактичны, — сказал он.
— Совершенно бессмысленно, — отрывисто бросил Таггерт, — теоретизировать о будущем, когда необходимо думать о неотложных делах настоящего. В конечном счете…
— В конечном счете все мы умрем, — сказал Мейгс. И внезапно поднялся на ноги. — Побегу, Джим. Не могу тратить время на разговоры. — И добавил: — Поговори с ней о необходимости как-то прекратить все эти крушения поездов, раз эта девочка такая кудесница в железнодорожных делах.
Сказал он это не оскорбительно; он не был способен ни оскорбить, ни понять, что оскорбили его.
— До встречи, Каффи, — сказал Таггерт, когда Мейгс выходил, не удостоив их прощальным взглядом.
Таггерт посмотрел на сестру испуганно и выжидающе, словно страшился ее комментариев и вместе с тем отчаянно надеялся услышать от нее хоть что-то.
— Ну? — спросила Дагни.
— Ты о чем?
— Есть у тебя еще темы для обсуждения?
— Ну, я… — в голосе его звучало разочарование. — Да! — воскликнул он с отчаянной решимостью. — у меня есть тема, самая важная из всех.
— Растущее число крушений?
— Нет! Не это.
— Тогда что?
— Ты… ты сегодня вечером выступишь на радио в программе Бертрама Скаддера.
— Вот как?
— Дагни, это очень важно, необходимо, ничего поделать нельзя, об отказе не может быть и речи, в такие времена выбора нет, и…
Дагни взглянула на часики.
— Даю тебе три минуты на объяснение, если хочешь, чтобы я тебя выслушала. И говори начистоту.
— Хорошо! — обреченно тряхнул головой Джеймс. — Считается крайне важным — на самом высоком уровне, я имею в виду Чика Моррисона, Уэсли Моуча и мистера Томпсона, — чтобы ты произнесла речь перед всей страной, поднимающую дух речь, понимаешь, и сказала, что ты не бросала своего дела.
— Зачем?