— Никогда. Здесь не было никого, кто научил бы меня.
Очарование мгновения разбилось вдребезги. Она пришла не потому, что хотела меня, а просто потому, что я оказался первым доступным ей мужчиной. Моя ладонь застыла на ее плоском животе, и девушка нахмурилась, вглядываясь в мое лицо.
— Что-то не так?
На горизонте сознания забрезжила новая мысль, смутная тревога обрела точку опоры в секунду ослабления желания. Я пока еще не понимал, в чем причина…
— Ходсон знает, что ты пришла ко мне? — спросил я.
— Да.
— И он не возражал?
— С чего бы ему возражать?
— Я не… Анна, когда я был без сознания, Ходсон делал со мной что-нибудь?
— Привел в порядок. Сделал хорошо.
— Что он сделал?
Сердце отчаянно колотилось, пытаясь разогнать по артериям кровь, застывшую в жилах колючими айсбергами.
— Что не так? Почему ты перестал любить меня?
— Что он сделал?!
— Не знаю. Он сделал тебе хорошо. Забрал в лабораторию и полечил, чтобы ты был в порядке, когда я приду…
Она произнесла все это так, словно говорила о самой естественной вещи на свете. Айсберги таяли в закипевшей крови.
— Почему ты остановился? — спросила она. — Разве я не хороша для занятий любовью?
Черная волна паники накрыла меня.
Я стоял у койки с башмаками в руке. Не помню, как поднялся. Анна смотрела на меня, уязвленная и разочарованная, силясь понять, в чем она допустила ошибку, — как ребенок, наказанный без причины. Но какую причину я мог назвать ей? Она была из другого мира, и я не мог ничего ей сказать. Я задыхался, но уже не от страсти. Мне хотелось лишь одного — бежать из этого дьявольского места, и грациозное тело Анны стало мне отвратительно.
Я двинулся к двери. Анна не отрывала от меня взгляда. А я не мог даже попрощаться с ней, не мог даже попросить, чтобы она не поднимала тревоги. Она все еще смотрела, когда я шагнул в проем, и занавески сомкнулись, разделяя нас. Нет, нас разделили не только эти бусины на нитках, а нечто большее. Я прошел по коридору в гостиную. В доме было по-прежнему тихо, Анна не последовала за мной и не звала меня. В зале никого не было, мои босые ноги ступали бесшумно. Не знаю, что предпринял бы Ходсон, обнаружь он меня, не знаю, захотел бы он удержать меня силой или даже убить, — я не боялся его. Тупой ужас ситуации был слишком огромен, чтобы делить место с какими-либо иными эмоциями, слишком велик, чтобы я мог его осознать; разум застыл, оберегая себя от полного разрушения.