Собрание смотрело на меня, вытаращив глаза. Они, видимо, как обычно собирались организовать что-то вроде мёртвой пионерской комнаты. Полочки с «образцами народности» и лозунги по стенам. А тут я! Но я как-то и не думала тормозить.
— Если вы нам найдёте прялку… О! Я даже знаю, у кого можно выпросить настоящую рабочую прялку!..* То мы сможем показывать полный цикл шерстяного производства. Закажем со Ставрополя пару пуховых коз с ВНИИОК — вот как раз они доятся так себе, посадим их в контактный зоопарк, можно их вычёсывать, шерсть прясть и вязать хоть, к примеру, варежки. Или ещё лучше — станок сделаем и будем показывать процесс производства тканей. И можем даже уроки мастерства проводить, что-нибудь простое, вроде половичков.
— А что такое ВНИИОК? — осторожно спросил кто-то.
— Научно-исследовательский институт козоводства и овцеводства. Всесоюзный. Пуховые козы там шикарные, премиальные. Можно ещё показывать технологический цикл производства хлеба, начиная от зерна и до, скажем, выпечки каких-нибудь кренделей. Меленку взять ручную, чтоб дети могли покрутить, почувствовать, как это — зерно мелется. Действующий макет водяной мельницы поставить — это же интересно! Можно делать с детьми зимние пряники, украшать глазурями. Можно ржаных жаворонков печь на весенний прилёт птиц и петь заклички. Это самое простое! В Сибири за счёт дешёвых китайских товаров крестьянское подворье отличалось чуть меньшим тяготением к натуральному хозяйству, но тем не менее, спектр ремесленных умений, которыми владел среднестатистический сельский житель, огромнейший! Хотите — пояса плести, хотите — береста, корзинки из лозы, народные куклы, глиняные плошки, муфельную печь только надо…
Я немного выдохлась. В кабинете стояла гробовая тишина. Активисты и общественники неуверенно переглядывались между собой.
— Ну вот! — бодро сказал председатель и взмахнул рукой, как гибрид Ленина с Гагариным. — Свежий взгляд! А мне ещё не советовали молодое поколение приглашать. Пожалуйста! — люди зашевелились, забормотали, мол так-то оно так, но как-то это… Дядька позвенел шариковой ручкой по графину: — Тише, тише, товарищи! У кого будут какие-то дополнительные предложения — прошу, в течение недели в письменном виде Евгении Семёновне. На сегодня совещание окончено…
А меня, как Штирлица, попросили остаться.
Кабинет пустел, за столом сидел председатель, справа от длинного приставного стола, вплотную к председательскому — мадам с поджатыми губами, слева пригласили присесть меня.
А я смотрела на удаляющихся людей и думала: есть расхожий стереотип, что детей никогда не слушают. Иллюзия это. Не слушают того, кто плохо говорит, хоть ему сколько лет. Только с детьми терпение у слушателей иссякает вообще быстро — дети кряхтят, выговаривают слова невнятно, мнутся, тянутся и вообще выдают целый спектр отвращающих действий. А вот если ребёнок вдруг начинает говорить чётко, последовательно и уверенно, его слушают — да ещё как.
Дверь за выходящими захлопнулась.
— А вы, Евгения Семёновна, жаловались, что инициатив никаких нет, кроме музейных комнат да коллективов песни и пляски, — весело начал дядька. — Пожалуйста, столько инициативы, хоть ведром черпай!
— Зато, Вячеслав Егорыч, — сделала уксусное лицо озвученная дама, — те предложения не потребуют никаких ставок и прочих дополнительных вложений.
И не вызовут ни у кого никакого интереса, — подумала я, а вслух спросила:
— А вы бы хотели, чтобы весь озвученный спектр предложений реализовался за счёт энтузиазма четырёх школьников?
Губы у тётки поджались ещё больше, совершенно в ниточку:
— А разве желание помочь Родине не является достаточной мотивацией?