Жутковатая картинка получается.
Хотя историю с погромом музыкального магазина нигде не публиковали, слухи неизбежно просочились. Дело пытались замять, но не смогли. Потом пытались переквалифицировать в хулиганство. Потом кто-то куда-то написал, приехал проверяющий из Москвы. Вожак банды оказался сыном то ли прокурора, то ли генерала. Скандал вышел страшный. Папа попытался сына выгородить, но приезжий проверяющий был сильно зол, так что полетел и папа.
А пока шло разбирательство, случилось два обстоятельства. Первое — прошёл знаменательный пленум, определивший действия в отношении несогласных с линией партии. Второе — троим из пяти семнадцатилетних налётчиков стукнуло по восемнадцать (а троим уже было), так что шестеро фигурантов отправились спецавиарейсом — север
Эту историю Вова из тащмайора потихоньку выжал. То ли тот уставши был, то ли установки особой не было дело в тайне держать, но рассказал всё, пусть и без особых подробностей.
И вот вся эта опупея едва-едва закончилась к середине июня. Не успело всё успокоиться — на тебе, очередные деятели. И чего им спокойно не сидится?
На этот раз мы всё узнали из первых рук. Сергей Сергеич лично припылил и сообщил, что в городе прошло уже три стихийных митинга комсомольских активистов — выступают против «опиума для народа» (религии, то есть). Ведут себя бо́рзо. Требуют ограничить верующих в правах и прочую хрень.
Вовка хмыкнул и первым делом ввернул популярную в своё время присказку, что лучше бы эти придурки вместо митинга на петтинг пошли. Тащмайор уточнил по поводу петтинга, информацию принял с каменным лицом, прям-таки стоически, но видно, что загрузился страшно, прям в себя ушёл. Сидит, задумчивый такой, и тут Вова говорит:
— Не верю я в стихийные митинги, хоть убейте. Мы в своё время столько насмотрелись, как это устраивалось. Ищите, кому выгодно раскачать лодку.
— Тем более, что в нашем прошлом будущем таких чрезмерно активных ячеек в Иркутске не было, а тут полезли. С другой стороны, в прошлый раз запустили всяких сектантов, вполне возможно, что через них действовали. А теперь сект нет — через коммунистический экстремизм заходят.
Кагэбэшник сразу про петтинг забыл и на нас уставился.
— Я бы на амеров поставил, — сказал Вова.
— Или на бритишей, — согласилась я. — Те ещё гниды. Или уж тупо на глобалистов, тем всё равно, они против всех государств. Но лучше бы найти, кто качает, пока это не выросло ни во что большее.
— Группы риска надо пасти, — добавил Вова. — Среди молодёжи. Мажоров. И мамкиных пирожочков.
Тащмайор прошёлся по комнате туда-сюда, сел за стол. Блокнот не доставал (думаю, он нас и так постоянно пишет, чтобы переслушать, если что).
— Мажоры — это… — он слегка замялся.
— Да, золотая молодёжь, — Вовка усмехнулся. — Которые о себе думают, что все равны, но они немножко равнее.
— Или не немножко, — пробормотала я. — Те, кто бросился страну рвать в первых рядах, ртом и жопой. Сейчас уже изрядно не так, но пока для будущего нет никаких гарантий. Хотя бы по этим фашистам в кожанках видно, что они по-прежнему считают, что им всё позволено и всё сойдёт с рук.
На слове «фашисты» тащмайор слегка вздрогнул.
— А эти… пирожки?
— Пафосные инфантилы, — перевёл Вова.