СССР: вернуться в детство-4

22
18
20
22
24
26
28
30

А я действительно придумала. И более того, придумала схемку структурного размещения хэштегов. Глядишь, по ходу ещё что-нибудь знаковое припомнится, можно будет тоже включить. Например: «доступно каждому» или «справляются даже дети!» С подначкой такое. И каждую фразочку в отдельной полоске, можно разных цветов. Допустим, с овальными краями. Дизайнер я — просто огнище!

Кстати, слово «хештег» для доинтернетной эры — тоже неведома зверюшка.

Две недели я сочиняла пользительную брошюру (фу, блин, каждый раз, когда пишу это слово, в голове кто-то строго так говорит: «Жюри, брошюра, парашют», — хоть к психиатру иди…), рисовала картинки, составляла таблички и чётко расписывала календарь работ. Финальные подразделы дописывала уже по итогам копки самой поздней картошки. На своеобразный праздник урожая мы, конечно же, снова пригласили Пал Евгеньича, с замерами и завесами. Результат не подкачал, и вся родня, которая пришла поглазеть на финал эксперимента, осталась в полном восторге. Наш журналист нащёлкал целую гору фоток, и тоже умчался в полном восторге. Я обещала ему, что все сведения будут переданы в издательство в виде книжечки, и, надо полагать, пособие по получению рекордных урожаев можно будет приобрести в магазине «Семена» и книжных города. И, между прочим, я ещё Ставропольским обещала всё это заслать!

Чем дальше тем больше я уверялась в том, насколько важно издание этой брошюры. Это мы имели возможность сёрфить по интернету и перебирать горы информации — и то в своём уже взрослом возрасте. А девяностые как вспомню! Городские люди бросились огороды сажать, никто толком ничего не знает, хватали любые книжечки, которые попадались на лотках и развалах — а они в большей части рассчитаны на европейскую часть России! Сколько народ косяков напорол…

К примеру, хотя бы, бессмысленная и беспощадная мода на борьбу с сорняками чего стоит! Когда земля перекапывалась и перетряхивалась через всякие крупные ячейки или (кто продвинутый) через старые панцирные сетки от железных кроватей. Детей часами заставляли на них скакать, пока взрослые новые порции земли подкидывали, отсеянные корни кто сжигал, кто в лес тачками вывозил. Даром, что в земле семян от тех сорняков на двадцать лет вперёд насеяно…

Надо будет ещё брошюрку по общим подходам к землепользованию забубенить, чтоб люди зря на дурацких работах не убивались.

Через пару дней Пал Евгеньич подкинул нам фотки (на которых, кроме картошки, мы были в компании морковки, свёклы и прочих огородных культур), ещё неделю я сочиняла обложку, а потом попёрлась в «Восточку».

Хотя, что я вам вру? Ни фига я не попёрлась. Вова меня повёз. Ездить с ним на велике — одно удовольствие. Он и раньше (в нашем взрослом прошлом) был лось, и сейчас. Если б я не верещала от страха, наверное, до шестидесяти километров в час развивал бы. И, главно, ржёт!

Обезбашенный на всю голову, короче.

Ввалились мы в редакцию такие:

— Здрассьте! А мы к вам по линии партии!

— Очень интересно, — сказал товарищ редактор, хотя по виду никак нельзя было утверждать, что прям очень. Да и ладно.

— Значит, так, — я решительно расстегнула портфельчик и шлёпнула на стол папку с условным названием «Картошка». — Партия сказала: надо. Есть возражения?

— А о чём, собственно…

— О том, что надо накормить людей. Отечество в опасности!

Вовка толкнул меня в бок. Редактор заметил движение и сложил брови домиком.

— Нет, я могу через горисполком зайти… — я потянула папку со стола.

— Показывайте, что там у вас.

— У нас уникальная экспериментальная технология, — веско сказал Вова, — до последнего момента она была засекречена.

Редактор откинулся в кресле с таким видом, как будто в нём боролись две основных эмоции: крайнее сомнение и «а вдруг?» — и ещё, на заднем плане, страшное желание выпереть нас с треском.