И тут дыхание Володи пресеклось… В вороте ветхой рубахи, на темно-смуглой коже старика ясно виднелась светлая кость: поджал ноги характерный человечек.
Козьма Иванович проследил взгляд, запахнул рубаху поплотнее. А взгляд-то трезвый, умный, и оценивает старик — что именно понял городской? Дед, а у тебя ватник летает?
— Ну, на посошок, дорогой хозяин! Жаль, что без крови никак нельзя.
— Никак! — отрезал Козьма, выплескивая в рот свой «посошок».
Братья дохлебали «посошок», пообещали заходить, распрощались. И как ни пьян был Володя, он чувствовал — старик стоит у ограды, смотрит в спину.
А уже на другом берегу реки, на косогоре, Василий вдруг спросил у брата:
— Ты слышал намек — мол, на раскопках кургана что-то такое все же было, но неправильно?
— Можно понять и как намек… Но ведь, Вася, говорит он темно, непонятно, и неизвестно — может быть, он еще и не совсем нормальный.
— Может быть… Но, по правде сказать, не уверен, слишком уж темный старик.
Володя согласно промычал — уж что темный бугровщик, то темный… Жуткий старикан, что говорить!
— Вас-ся… Что я теб-бе расскажу…
Но слова, звуки путались, и естественно прозвучали слова брата:
— Завтра расскажешь, давай спать.
Слова брата оказались последним, что услышал Володя Скоров до того, как войти в свою палатку, плюхнуться на топчан и каменно уснуть не раздеваясь.
ГЛАВА 22
Правильное знание истории
— Я думаю, вы уже могли оценить заботу партии и правительства. Мы сделали для вас все, что можно, и даже немного побольше. Теперь все зависит от того, как вы отплатите партии и правительству.
— Я отплачу… Я заслужу…
— Со своей стороны, Василий Сергеевич, у меня нет в вас никакого сомнения, — улыбается собеседник или, вернее сказать, — ощеривается. Он давно разучился улыбаться, от его улыбки хочется куда-нибудь сбежать.